Записки Анания Жмуркина

Повесть «Луна с правой стороны» также появилась в ряду острых произведений на морально-бытовые темы («Без черемухи» П. Романова, «Собачий переулок» Л. Гумилевского, «Дневник Кости Рябцева» Н. Огнева и др.), вызвавших шумные дискуссии по всей стране. В этой повести чистая деревенская девушка Таня Аристархова попадает в тенета Исайки Чужачка, который прикрывает свой принципиальный аморализм «левыми» цитатами из Троцкого. Ее прежние, светлые представления о любви, морали, семье рушатся, она оказывается в среде, которая «сверху красна, как редиска, а внутри трухлява и вонюча». С гневом и горечью пишет Малашкин о поругании женщины и матери, защищает идеалы, завещанные нам классической литературой. Только ли острота и общественная польза повести привлекли такое внимание? Позволю себе привести мнение одного из советских критиков 20-х годов — Д. А. Горбова.

«Повесть С. Малашкина «Луна с правой стороны» — произведение нашумевшее, — отмечал критик в своей книге «У нас и за рубежом» (М., 1928). — Нам кажется, что это повышенное внимание к повести вполне ею заслужено не только благодаря ее теме, но и со стороны чисто художественной, в смысле способа ее разработки. Заслуживает особенного внимания, на наш взгляд, тот факт, что при изображении значительного общественного явления, каким представляется судьба комсомолки Тани в повести Малашкина, писатель… сумел остаться с глазу на глаз с изображаемым жизненным материалом и отдаться вольному, творческому его исследованию для того, чтобы потом вынести на широкое обсуждение вполне самостоятельно достигнутый результат. Нам особенно радостно отметить это обстоятельство по отношению к произведению литературы пролетарской, потому что всякое новое достижение ее не может не быть нам дорого».

В противовес «больным людям» Малашкин создает в 20-е и начале 30-х годов ряд положительных образов, подлинных героев своего времени. Это стойкая и отважная комсомолка Зося Зяблина («Хроника одной жизни»), организовавшая в родном селе колхоз и погибшая от рук кулаков; это юный Ваня Горелов («Два бронепоезда»), у которого умирает от голода мать и который ценой собственной жизни уничтожает белогвардейский бронепоезд. Конечно, сегодня кое-что может показаться в этих произведениях излишне декларативным и прямолинейным, но они выражали активную связь литературы с жизнью, включались в практическое решение задач, вставших перед городом и деревней, и передавали неповторимый пафос эпохи.

Подобно тому, как новый человек ставил перед собой грандиозные планы преобразования страны, писатели мечтали о масштабных завоеваниях в сфере нового искусства.

«Я лично чувствую, — сказал в одном из интервью 20-х годов Малашкин, — что между Достоевским и Толстым существует огромный коридор, то есть существуют для меня не удовлетворяющие крайности: психологический болезненный надрыв одного и бытовой реализм другого. Мне хочется взять среднее и, если можно так выразиться, пойти по этому пустующему коридору».

(«На литературном посту», 1927, № 5—6).