«Дело» Сухово-Кобылина. (Со слов Р.) А. И. Доватур считал, что это было самоубийство чужими руками: француженка наняла убийцу, так как умереть хотела, а убить себя боялась. Такие-де случаи бывали. (Это — сюжет романа Жюля Верна «Бедствия китайца в Китае».)
Диалог как не право, а обязанность. «Все, чем мы жили, чем тлели, для них темно и мертво, как Розеттский камень, и обязанность наша умереть так, чтобы им не потребовалось столетиями дожидаться новых Шамполионов» (Г. Блок, «Одиночество», 118).
Дискурс Рапсоды собирали свой эпический текст из готовых блоков, как В. Синявский складывал незабываемые футбольные репортажи из «обводит одного, другого, третьего», «навешивает на штрафную площадку», «надо бить!», «мяч уходит на свободный…». Я не знал, что все это такое, но слушал радио не отрываясь, и из фраз складывались картины, фантастические, но разнообразные. Когда наступил телевизор и мне показали, как выглядит футбол на поле, я не понимал решительно ничего. По Тынянову, это называется: разница между сукцессивным и симультанным восприятием. Сукцессивность, однолинейность — это и есть дискурс. Когда я приезжаю в новый город, я прежде должен прочесть строчка за строчкой все вывески, афиши и прочие малые уличные жанры и лишь потом начинаю замечать двухмерные фасады и трехмерные здания, на которых эти жанры висят. А в словосочетания «дискурс власти», «филологический дискурс», «эротический дискурс» и пр. я стал подставлять вместо «дискурс» слово «разговорщина» — и смысл оказался вполне удовлетворительный. [125]
Диссидент По анкете «Моск. новостей», 32 % опрошенных не слышало слова «диссидент». Тогда же (1991), по «Комс. правде», многие поступавшие в вузы считали, что Солженицын и Сахаров один и тот же человек. Я рассказывал сказку маленькому мальчику, на середине скуки он с отчаянием спросил: «А что такое царь?»
«Древняя советская литература» называла З. Г. Минц детские книги, о которых писала кандидатскую. И. Чернов писал о ней: «Человек, окруженный системой и преодолевший ее». Не решился сказать: «порожденный и преодолевший». Как Сократ.
Диатриба среди жанров — расшатанная, как дольник среди метров.
Долг «Платеж долгом красен» (черен?). «По чувству рабства, принимая его за чувство долга» (Ф. Степун, Из писем прап., 163).
Дорога На меня много влияли, поэтому я очень не хочу ни на кого влиять, никого не сбивать на свою дорогу, поэтому суечусь, чтоб с каждым во время разговора пройти кусочек его пути, а потом по междорожью, спотыкаясь, возвращаюсь на свой.
Душа «Чем больше я всматриваюсь в доктора, тем больше мне кажется, что его душа — это общественный магазин, принадлежащий всем классам и сословиям. Каждый берет свой любимый товар и уходит удовлетворенный. А интеллигентная докторская совесть стоит за прилавком и следит за тем, чтобы не было отказа покупателям. В один прекрасный день все товары будут разобраны. Докторская совесть, в сознании исполненного долга, радостно улыбнется, оглянется по сторонам и тут только заметит, что самого-то доктора нет в магазине, да никогда и не было» (Фельетон в «Летописи», 1916, 2, 240).
Дуплет Ахматова сказала вдове Гумилева: «Вам нечего плакать, он не был способен на настоящую любовь, а тем более к вам» (НГ: иссл. итд., 462). Так Хаусмен в предисловии (кажется) к Ювеналу писал: «Что касается такой-то немецкой диссертации о Ювенале, то могу лишь сказать, что она хуже такой-то немецкой диссертации о Манилии, и это единственная вещь, о которой можно это сказать».