Красный квадрат погас не сразу. А когда погас, я добавил:
— На суд я не пойду. Имею на это право. Ничего другого я не скажу. И того же самого, но без упоминания офицера Лэдда, я повторять не стану. Мою просьбу о смягчении наказания вашему сыну вы получили. Содержимое того рюкзака мне тоже неинтересно. Мы закончили:
Оглядев стоящих полукругом у моей двери сурверов, я коротко кивнул и сделал шаг назад, возвращаясь в комнату.
— Напоминаю об уважении личного пространства. Не стучите. Не досаждайте мне — говоря это, я взглянул в пустой угол рядом с дверью. Там ничего не было, но стоящие по другую сторону двери ничего видеть не могли.
Кивнув еще раз, я закрыл дверь, а следом запер замок и не забыл про щеколду. Вернувшись к кровати, я улегся, поставил на грудь банку со сладкими кабачками и, прямо пальцами доставая вкуснятину, внимательно вслушивался. Там снаружи вскинулся было резкий голос офицера, но резко угас, а затем общий бубнеж медленно удалился в сторону ведущих от Манежа коридоров.
Когда же кончится уже эта ночь?
Тяжело вздохнув, я продолжил впихивать в себя вкусные кабачки — слышал, что в древние довоенные времена они были великой редкостью, тогда как других овощей было всегда в избытке — я мысленно составлял список тех, кого успел зацепить своими словами и делами.
А список немаленький такой получается…
Настолько немаленький, что следующий вопрос напрашивается само собой — когда скоро меня изобьют снова? И выдержит ли моя начавшая болеть голова…
Глава 6
Я не смог уснуть.
Боль утихла, исчезло даже поднывание в шее, что серьезно тревожило меня. Подступивший после короткой беседы приступ тошноты незаметно ушел. Желудок был полон маринованными огурцами — весь вкусный рассол выпит — плюс туда же ушла лепешка, что принесла сытость.
Но сон не шел…
Пролежав в постели пару часов, я понял, что в ближайшее время сон ко мне не придет. Возможно это были последствия избиения, сменившиеся с дикой сонливости на ненормальную бодрость сознания. Но скорей всего во всем виноват бесконечный поток мыслей, что протягивался сквозь мою голову как окровавленный пучок колючей проволоки, терзая и пугая меня мною же выдуманными последствиями…
Встав, я включил свет, огляделся и… принялся одеваться. Натянул старые тренировочные штаны, следом носки и еще покрытые грязью и кровью ботинки. Чистить их сейчас резона нет. Футболка, старая легкая куртка, серая бандана с белым застиранным узором. В рабочий рюкзак улетела последняя лепешка, пять динеро, заряженный покалеченный фонарь и сверток инструментов. В правый карман куртки рукоятью вверх поместилась привычная отвертка, а в левом скрылись складной нож, таблетки и металлическая коробочка с мелочевкой. Постояв с пару секунд перед дверью, я подбросил на ладони ключ и шагнул вперед, покидая такую безопасную берлогу.
Манеж пуст… уходят в темноту дорожки с едва заметно светящейся разметкой. Бетонные стены кажутся такими очень далекими и почему-то представляются неприступными горами с редкими и узкими разрывами ущелий-коридоров. К одному из них я и направился, засунув руки в карманы куртки и постукивая пальцами по крышке коробочки.
Тук-тук, Амос идет… Тук-тук, сейчас проблем себе на жопу он нагребет…
Тук-тук, Амос идет… Тук-тук, сейчас Шестицветик с битами придет…
Тук-тук, кровь из башки потечет…
Не пришел никто. Ну да — время уже даже не позднее, а вполне раннее. И после ночного визита внутренней охраны вряд ли кто рискнет болтаться у моих дверей. Ночь… Хуракан спит… Для меня же не впервой было просыпаться именно в такую вот рань, когда все убежище похрапывает — не считая тех, кто работает в ночную смену. Но улицы-коридоры все равно пусты, и ты вот так вот бредешь один-одинешенек, спеша выполнить порученную, а вернее навязанную бригадиром и порой бесплатную важную работенку по очистке…
Этим я и собирался заняться, раз уж у меня бессонница и океан уже одолевающих страшных мыслей. Бегать по дорожке Манежа я не смогу — а хотелось бы — заснуть не получается… Вот и пойду попробую поработать. А если не получится по состоянию здоровья — то я уже знаю куда мне податься и где пригодятся пять динеро…