Запертый

Это мне Данька кричит. Он – Циклоп, после родовой травмы ему удалили глаз, но он другим успевает так следить за всеми, кто, куда пошёл и зачем, что мне до него далеко. Зато я – Слухач. Для меня все люди звучат, вещи и даже воздух. К шагам в коридоре всегда прислушиваюсь, стараясь угадать, кто идёт или бежит, и часто правильно. Хотя мне сначала не верили, но я столько раз узнавал людей с закрытыми глазами только по шороху, что теперь сами убедились. А ещё двери в разные комнаты скрипят, каждая по-своему. В столовой вообще интересно: стаканы звенят, ложки-вилки лязгают, тарелки дребезжат. Всё это сливается в какой-то сумасшедший мотив, и самый пик – когда посудомойщица сгребает грохочущую посуду с подносов. Восторг! Я быстро-быстро всё съедаю и просто сижу, слушаю, кайфую. Мечта у меня есть: в настоящем поезде прокатиться, думаю, круче ритмичного стука колёс ничего в жизни не придумали.

– Как тебе, Эти? – Циклоп сверлит меня своим единственным внимательным глазом. Вместо второго у него глазной протез.

Эти – очередные потенциальные приёмные родители, которые время от времени появляются в детдоме, чтобы на кого-то из нас посмотреть. Сначала фото, базы данных там всякие, а потом они приходят, присматриваются – подходим мы им или нет. Иногда берут, а потом возвращают назад, типа, не ту вещь в магазине выбрали, заберите обратно. Наши часто делают вид, что плевать, возьмут их или нет в приёмную семью, но в душе многие мечтают о своём доме, и о настоящих хороших родителях. А у меня есть мама! Зачем мне приёмная?! Лучше уже не будет. Меня хотели взять, и не один раз, но я отказывался, не горю желанием. Другую женщину мамой называть не буду, хотя она, может, даже хорошая. К тому же, вдруг я им не подойду, сломаю там у них в квартире что-нибудь, я же быстрый, тороплюсь всё время, часто делаю, а потом думаю. И они меня вернут обратно в детдом со словами: да он какой-то агрессивный, переломал нам всё, берите назад. Нет, спасибо, лучше сразу здесь останусь.

– Ну… нормальные. Они все, в принципе ничего. Но ты же знаешь, я здесь решил остаться.

Я стараюсь говорить, как можно равнодушнее, Циклоп всегда очень переживает, когда на кого-то из ребят приходят «посмотреть», к нему почему-то до сих пор ни разу не приходили…Циклоп кивает, затем жестами показывает, чтобы я не заходил в туалет. А я как раз туда и направляюсь. Это в обычной квартире туалет – место, где справляют нужду, а у нас – территория для разборок и суда. Суд всегда вершит Бес и «старшаки». Вообще-то он Руслан, но даже воспитатели его зовут Бесом. Ему плевать на всех, по-моему, и взрослые его побаиваются, мечтают, когда он, наконец, выпустится из детдома. Бес со «старшаками» собирают дань с младших: деньги или хорошие вещи, которые можно потом продать. Если не принёс – суд. Вернее, сразу приговор. Засовывают голову в унитаз и спускают воду, затем бьют. Циклоп однажды чуть не захлебнулся. После такого, придумаешь что угодно, лишь бы не оказаться в лапах Беса. Приходиться воровать, и у воспитателей в том числе, но стараемся понемножку деньги тырить, чтобы не сразу заметили. У «домашников» тоже можно, это школьники, семейные, с родителями. Мы с ними в обычной школе учимся. У них часто наличка бывает, мамы-бабушки старательно подпихивают им каждую неделю на буфет. Циклоп ещё приспособился у прохожих деньги клянчить, тут ему здорово один глаз помогает, люди жалеют бедного пацана и дают.

Я резко разворачиваюсь и неслышно ступая, удаляюсь от туалета. Я уже на три дня задержал дань, и Бес только караулит момент, чтобы со мной разобраться. Ещё пару метров и я в безопасности, но тут из комнаты высовывается рука, которая в одну секунду затягивает меня внутрь. Дверь захлопывается. Я не сразу соображаю, что происходит. Перед глазами пол, вместо потолка, меня грубо трясут за ноги, перевернув вниз головой.

– Борзый, да? Думал, отмажешься?