Я его сразу узнал. Этот старик уже много лет проходил мимо моих окон. Ровно в тринадцать тридцать. Каждый день. По нему можно было сверять часы. Я часто наблюдал за людьми, которые шли и шли за моим окном. Моё воображение мгновенно прорисовывало жизнь и историю этих случайных прохожих. В эти минуты я даже чувствовал некое превосходство над ними: я о них знаю всё, а они обо мне ничего. Я мысленно давал им имена и представлял, куда они движутся. Девчушка, едва вставшая на непослушные ножки, но уже проявляющая упрямый характер, пытается вырвать крохотную ладошку из рук папы. И падает, падает, падает. Но упрямо поднимается и бежит дальше. Маму её я никогда не видел. Наверное, ждёт их дома с котлетами. Или не ждёт, и нет никакой мамы, бывает ведь и так… А ещё видел троицу подростков в одинаковых кроссовках, топающих из школы. Две девчонки и парень. Они всегда ходили вместе и нарочито громко смеялись тем заливистым беззаботным смехом, в котором ещё так много надежд и искренности. Одна из девчонок, я мысленно назвал её Светой, смеялась особенно громко. Она встряхивала головой, откидывая свои длинные русые локоны за спину, а затем скользила пальцами по волосам, приглаживая растрепавшиеся прядки. По-моему, она хотела пересмеять подружку, там, скорее всего, шла борьба за главный приз в виде парня.
Старик, наверное, жил один. Я никогда не видел никого рядом с ним. Ровно в тринадцать тридцать он медленно двигался по дорожке в сторону магазина, держа в руках, раздувающийся от ветра, пакет. Сам я в это время часто пил кофе, стоя с кружкой около окна и отдыхая от своих переводов. Ходил старик, плохо поднимая ноги, но не сутулился, и чуть враскачку, будто пытался покрепче удержаться на не такой устойчивой, как в молодости, земле. Бывший моряк? Возможно. Они часто приобретают такую походку, приноравливаясь к качке. Минут через сорок он так же, пританцовывая, плыл назад и садился на скамейку во дворе. Мне была видна только его серая кепка за ветками деревьев.
Сейчас он спокойно смотрел на меня своими тёплыми, но слегка выцветшими глазами.
– Вы тоже любите тишину?
Я ожидал какого угодно вопроса, но не этого. Старик в ночи. Что ему нужно?!
– Я… забыл свой велосипед. Всегда на ночь забираю его в квартиру.
Старик окинул взглядом Дианин велосипед.
– Это ваш? Странно, раньше я его здесь не замечал.
Он продолжал вглядываться в темноту, наблюдая, как я суетливо отцепляю замок.
– Хотя нет… как-то видел тут похожий велосипед. Вроде девушка-курьер на нём ездила. А может, я ошибаюсь…
Я замер и перестал дышать. Всё, сейчас он обо всём догадается, позвонит в полицию, меня схватят и весь этот ужас, наконец, закончится. Может, оно и к лучшему? Я устало посмотрел на старика. Но он, будто не замечая моего сумасшедшего состояния, спокойно вглядывался куда-то мимо меня.
– Часто выхожу прогуляться ночью. Мы живём в мире, где редко случаются моменты тишины. – Старик задумчиво вертел пальцами потухшую сигарету.
Он тишины хочет или поговорить?! Что ему нужно?! Шёл бы себе тихонечко на свою скамеечку и не доставал меня. Я весь покрылся испариной.
– Ну… ночью тоже полно звуков. Вот послушайте: где-то по-прежнему гудят машины, скрипит ветер, и шуршат падающие октябрьские листья, – выдавил я.
Старик улыбнулся.
– Верно. Только ночью всё это звучит по-особому. С возрастом замечаешь то, мимо чего легко пробегал раньше. Я много лет плавал штурманом на судне, разного повидал, но по-настоящему стал наблюдать жизнь только сейчас.
Я ликовал! Значит, верно угадал его профессию, так и знал, что старик – моряк! Я даже на мгновение забыл о том, зачем вышел ночью на улицу.
– Выходит, вы – путешественник. Наверное, столько всего интересного видели.
– Видел. В основном суету и шум, в котором живут люди. Больше город – больше суеты…Только в тишине можно услышать самого себя.
Старик как-то слишком долго задержал на мне свой добрый и проницательный взгляд. Есть люди, которые умеют заглядывать в душу. Он будто знал, что я агорафоб, сбежавший от уличной суеты в тишину своей комнаты. Мне казалось, старик видит меня насквозь. Или это совесть скребла и царапала моё сердце, заставляя бояться обычного одинокого старика, которому вздумалось поговорить. Внезапно, мне так захотелось признаться ему во всём! Поделиться хоть с кем-то! До дрожи в коленях. Казалось, сразу станет легче, как только я выскажусь и освобожусь от этой тяжести, наполнившей свинцом моё тело. Он выслушает! Поймёт! Посоветует, что мне делать дальше! Мысли мигом проворачивались сквозь мою голову, как фарш через мясорубку. Нет, нельзя! А если… Нет!! Я решительно положил руки на руль.
– Немного проедусь. Спать совсем расхотелось.
Скорее, уезжай от этого старика подальше и держи язык за зубами. От напряжения у меня задёргалась вена на виске. Я крутанул педали. Старик попрощался и пошёл к своей скамейке. А я покатил прочь, вглубь двора, к пустырю. Теперь придётся выждать какое-то время, пока этот любитель тишины не нагуляется. Иначе, как я вернусь обратно домой, чтобы забрать ковёр с телом Дианы и отнести его к велосипеду.