Запасный выход

Писать такое образовательно-полезное чтиво вообще-то скучновато, книжки выходят не для детей, а для родительниц, выбирающих печатную продукцию для своего потомства, и для надзорных органов, оберегающих комфортное детство. Они должны получиться максимально развивающими и преувеличенно безопасными. Я знаю одну маму, которая вырезала из детской энциклопедии некоторые картинки к статье о физиологии человека перед тем, как дать эту энциклопедию дочке, чтобы эти картинки не травмировали сознание ребенка. Ладно, скажу, раз уж об этом зашла речь, это была моя близкая родственница, – в моей семье женщины всегда страстно увлекались табуированием.

Писать скучно, но собирать материал я люблю, особенно когда занимаюсь этим без спешки. Устраиваешься с утра на диване сам, устраиваешь рядышком кружку с чаем и, например, черные имбирные пряники, которые продаются у нас в райцентре в магазине под названием «Бакс». И уплываешь по гиперссылкам.

И я бы не назвал такое плавание в сетевых морях серфингом, хотя его так часто называют. Скорее, дайвинг в теплом коралловом море. Ныряешь туда со своим чаем и пряниками, лениво шевелишь ластами, в наушниках что-нибудь доисторическое, из времени моего глубокого детства, из времени, когда люди хотели выкарабкаться из напугавшего человечество модерна, когда они воодушевленно говорили «прощай» огромному натуральному миру и готовились к переселению в наш маленький, рукотворный. Зря они втащили в это домашнее пространство, отделанное пластиковыми панелями под натуральное дерево, и сам громоздкий модерн: прощаться, так уж прощаться по-настоящему.

Почувствуй эту простенькую музыку, в ней еще есть простор, они поют о девочках, о больших городах, о чем угодно, но у них просто до фига простора – и в жизни, и в музыке, у них перед глазами далекий горизонт и всегда под рукой долгая дорога домой, long way to home. Ты оттуда родом, из этого понятного, доисторического, незамысловатого времени, и ты каждый раз с опаской и восторгом начинаешь прогулку по чужим для тебя, необъятным цифровым пространствам. Странные эти пространства без простора, обозреваемые через окошечко монитора.

Они бездонны, здесь не на что опереться, ты проваливаешься и зависаешь, спутав верх, низ и все стороны света. Паришь себе в бескрайней информационной толще, заныриваешь в форумы, следуешь за табунками комментариев, пока тебя не захватывает другая тема. Или пока кислород под рукой не кончается, так что нужно с виноватым видом поискать что-нибудь в буфете или холодильнике.

По дороге к холодильнику взглядываешь в окно, а там – занесенные снегом поля и неподвижные, нарисованные тушью деревья. Летом в моем окне видны поля, заросшие дикой травой, и деревья, плавно шевелящие кронами. Все это – из прошлого мира, где не существовало смартфонов, где телефоны близких и понравившиеся стихи помнились наизусть. Я все же проделал тот долгий путь к дому, о чем пели в те времена, и построил этот свой дом так, чтобы мне нравился вид из окошек: заросшие просторы на самом краю умирающего села. Закрыл, как говорится, гештальт, и теперь, возможно, готов к чему-то новому.

Добываешь себе из буфета какие-нибудь орешки или печенья и плюхаешься обратно в безбрежное, жидкое, завораживающее пространство, где нет под ногами надежной дороги, устаревшей пыльной почвы.

Итак, через некоторое время становится ясно, что все наши заповедники, сложенные вместе, сравнимы по площади с Германией, а национальные парки – с Чехией. Записал. Заодно я узнал, что Васюганские болота в Западной Сибири – самые большие в мире, что этим болотам уже десять тысяч лет, что в них встречаются кровососущие бабочки. Там тоже устроен заповедник. И это записал.

Потом стал читать о Лапландском заповеднике, его основателе Германе Крепсе и северных оленях. Узнал, что у северных оленей глаза золотистого цвета летом и голубые зимой, а Герман Михайлович Крепс, будучи еще питерским гимназистом Гешей, а может быть, Герой Крепсом, прочитал книжку Пришвина «В краю непуганых птиц», заболел Севером и посвятил ему почти всю свою жизнь.

Я сам в детстве начитался книжек и потом устроился на несколько лет работать лесником в заповедник. Так что Крепса я понимаю, Крепс мне близок.

Нет, это просто фантастика – летом золотистые, а зимой голубые! Абсолютно бесполезная, но необычайно приятная информация. Я добыл ее, и хочется как-то ее использовать, как-то мощно использовать, но, кроме как сообщить Любке, которая в это время взялась пылесосить, ничего не приходит в голову. Любка не может в данный момент в полной мере оценить ее. Пылесосящего человека золотистые глаза оленей могут только раздражить. Но даже если подойти к ней с этим открытием в подходящее время, она, скорее всего, ласково посмотрит, может быть, даже проведет мне ладошкой по груди или погладит плечо и ответит что-то типа: «Какой ты у меня романтик!» И сына вряд ли захватит эта информация: она не позволит ему ни удачно выделяться, ни правильно соответствовать сверстникам.