Запах смерти

В тот вечер Валентина напилась. Ей было плохо. Ее рвало. Мы с Викторианом пытались помочь ей, но ничего не смогли сделать. В первый раз Валентина случайно толкнула человека к смерти — не специально, не оттого, что тот был ее любовником, не по принуждению Дара Искусства, и это ей не понравилось. Она никогда не любила Жаждущего, более того, относилась к нему совершенно безразлично, хотя спала с ним, как и со всеми нами. Но она считала его своим. Больше чем другом или любовником. Он был одним из ее духовных поверенных, как я и Викториан: человеком, ради которого она рискнула согласиться участвовать в ритуале.

Еще неделю Валентина была сама не своя.

Потом, воспользовавшись своими каналами, она предприняла небольшое расследование; узнала, что Павла арестовали по подозрению в убийстве. Наведя справки, Валентина выяснила, что только после самоубийства его связали с еще десятком, а может, и больше смертей, повесив на покойника часть «серийных» убийств, которые он и в самом деле совершил. Она узнала, что он повесился голым в тюремной камере, и увидела фотографии его предсмертных записок.

Именно это расследование подтолкнуло Валентину к последнему акту этой истории. Именно тогда, перелистывая дело Павла, она увидела фотографию Светланы. Удивилась, так как считала, что женщина, которую она встретила во сне, и есть возлюбленная Павла. Но оказалось, что Светлана совсем другая… Именно тогда Валентина выбрала свой путь — Путь Искусства.

* * *

О том, что Валентина собирается совершить Паломничество, я узнал от Викториана. То, что она отправится в подземное царство Древних, ничуть не удивило меня. Все шло к тому. Я и сам чувствовал, что, несмотря на возраст, мне все сильнее хочется прикоснуться к магии истинного Искусства. За время общения с Викторианом я чуть ли не вдвое увеличил свои познания в колдовстве, но по-прежнему почти ничего не знал. Мне предстояло пройти еще долгий путь, и порой я задумывался, успею ли я сделать это за тот небольшой отрезок времени, что остался мне…

А Валентина решилась. Правда, она обещала, что после Паломничества не станет обходить нас стороной. Но я отнесся к ее словам скептически. Если Искусство провозгласило затворничество, то сделало это не без причины. И был совершенно прав.

Перед самым отъездом она позвонила мне.

— Привет.

— Здравствуй, Ва.

Я называл ее «Ва», потому что она была для меня — Ва. «Валентина» звучало слишком длинно и официально; «Валечка» — слишком мещански и легкомысленно.

— Чем заняты мастеровые Искусства?

— Ваяем «кубики удачи».

— Я уезжаю. Хочу совершить Паломничество…

— Викториан говорил мне об этом. Значит, ты решилась?

— Да. Но табу Искусства я соблюдать не буду.

Я горько улыбнулся.

— Знаешь, мастер, я хотела бы зайти к тебе…

— Заходи.

— Я зайду не одна.

— …?

— Ты сильно удивишься. Этот человек тоже идет по Пути Искусства. Она отправится со мной в Паломничество.

— Она?

— Мы зайдем, и я все расскажу тебе.

Они появились примерно через час. Обе модные, стройные, живые. Одна с короткой стрижкой — белыми как снег волосами, вторая — с длинными темными локонами, толстым «хвостом» свисающими на плечо.

— Это — Светлана.

Вначале я не понял. Ну, Светлана и Светлана. Мало ли Светлан на свете! А потом меня осенило, что это та самая Светлана — возлюбленная Жаждущего.

Но она… и Искусство? Ведь именно из-за нее Павел отказался от своего «дара». Откуда ее знала Валентина? Как они познакомились? Что у них было общего, кроме воспоминаний о Жаждущем?

Мы сидели на кухне, пили чай, я смотрел на девушек — двух красавиц. (Скажи мне лет десять назад, что на старости лет я стану общаться с такими дамами, ни за что бы не поверил…)

— Ты ей все рассказала?

Валентина кивнула.

— Да, и что самое удивительное, она тоже обладает частицей Искусства. Иногда она может предсказывать Смерть.

Я с недоумением посмотрел на свою новую знакомую.

— Жаждущий не знал об этом?

— Жаждущий?

— Павел.

— Нет, я никогда не обсуждала это с ним…— она тяжело вздохнула.

— Теперь она со мной, — Валентина сменила тему, улыбнулась и обняла Светлану за плечи.

— Вы…?

— Да, — улыбнулась Валентина. — Не смущайтесь, Александр Сергеевич. Мы — любовницы.

— И вы не жалеете о Павле?

— Он сам во всем виноват. Он не мог довериться той, которую любил. Впрочем, он даже и не любил, а лишь вообразил себе, что любит; наделил меня чертами своего идеала… Вы слышали его стихи?

Я покачал головой.

— Нет. Я даже не знал, что он писал стихи.

Светлана повернулась к Валентине.

— У Александра Сергеевича есть гитара?

Она спрашивала не у меня, хозяина, а у своей старшей половины, как порой возлюбленная спрашивает разрешение кавалера.

Валентина пожала плечами.

— Есть, — ответил я.

Сходив в комнату, я принес расстроенный, видавший виды инструмент, который давно уже служил здесь частью мебели.

Светлана смолкла, перебирая струны, крутя колки, но мне хотелось закончить разговор, и я спросил у нее:

— А вы бы приняли его в роли убийцы?