– В основном матерные слова. У нее их богатый запас. А уж когда речь заходила о вас, тут уж просто хоть уши затыкай. – Уэлан усмехнулся. – Сдается мне, что из списка поздравлений на Рождество она вас вычеркнула.
Он свернул в новый коридор, с низкого потолка которого капала вода. Коридор упирался в тяжелые металлические двери – вход в котельную. Помещение за дверью было заполнено баками, трубами и вентилями, часть которых скрывалась в темноте. В лучшие времена здесь, вероятно, был настоящий ад, полный шипения, пара и огня. Теперь же царило безмолвие.
К запаху ржавчины примешивался аромат машинного масла. Но чем дальше мы отходили от дверей, тем сильнее ощущался другой запах – копоти и горелой древесины. Тут что-то жгли. Давно, но не очень.
Поисковая группа собралась у бойлерного котла – ржавого металлического цилиндра восьми или девяти футов в диаметре, – исполинской консервной банки, положенной набок. С одного торца его у самого пола темнело круглое отверстие топки.
Свет нескольких фонариков был направлен внутрь, и фигуры в призрачных белых комбинезонах как будто собрались вокруг костра.
– Давайте показывайте! – скомандовал Уэлан.
Одна из фигур, в которой можно было опознать женщину, выступила вперед.
– Это лежало в золе, внутри топки. Это точно кость, но я не могу сказать, человеческая она или нет.
Женщина протянула Уэлану пластиковый пакет для вещественных улик, в котором лежало что-то маленькое и темное.
Уэлан повертел пакет в луче фонарика и передал мне:
– Что скажете?
Найденный предмет напоминал жженую скорлупу арахиса. Круглого сечения, сантиметр или полтора в длину, со слегка обугленными торцами. Поверхность кости потемнела, но на ней сохранилось несколько клочков обугленной мягкой ткани.
– Средняя фаланга, – ответил я. – Какого пальца, сейчас не определю.
– Но она человеческая?
– Если только в Северном Лондоне не нашлось шимпанзе или бурых медведей – да, человеческая.
Уэлан бросил на меня недовольный взгляд, но я вовсе не собирался шутить. Фаланги бурых медведей и приматов поразительно похожи на людские, и мне приходилось сталкиваться со случаями, когда кости животных ошибочно принимали за человеческие. Но даже так я мало сомневался в том, чьи кости мы нашли здесь.
– Ампутированные конечности в больницах сжигают, правда? – предположила одна из полицейских. – Может, это как раз после ампутации?
– Для таких случаев у них используются муфельные печи, – возразил Уэлан, глядя на массивный металлический цилиндр. – А это бойлерный котел старого типа, топился углем. Он предназначен для того, чтобы греть воду, а не для сжигания отходов от операций.
– Это произошло уже после того, как котлом перестали пользоваться по прямому назначению, – произнес я. – Каменный уголь при горении развивает большую температуру. Примерно такую же, как в крематории, так что любая кость должна была бы кальцифицироваться. Она стала бы белого цвета, не черного, как в нашем случае. Это означает, что горела она при более низкой температуре.
Любая кость проходит под воздействием огня ряд хорошо известных превращений. Поначалу темнеет, меняя свой естественный, грязно-кремовый цвет на черный. Потом, если огонь достаточно сильный, кость становится сначала серой, а потом белой, как мел. В конце концов она делается легкой, как пемза: все органические вещества в ней выгорают, оставляя только кристаллический кальций.
Уэлан покосился на зияющее отверстие топки:
– Там больше ничего нет?
– Пока не знаем, – ответила женщина в комбинезоне. – Мы прекратили поиски сразу после того, как нашли эту кость. Крупных частей тела там вроде не видно, но все забито золой и углями. Трудно сказать, что еще там в них закопано.
Уэлан всматривался в пол перед топкой. На темном цементе отчетливо виднелись светло-серые пятна.
– Тут просыпали золу. Это вы?
– Нет, так с самого начала было, – обиженно промолвила женщина.
– А топка? Закрыта или открыта была?
– Закрыта.
Уэлан нагнулся и заглянул внутрь котла.
– Ничего не видно. – Его голос отдавался от стенок бойлера гулким эхом. – Дайте фонарь.
Кто-то вышел вперед и сунул ему в руку фонарик. Уэлан протиснулся в топку по пояс.
– Трудно сказать, что́ здесь жгли. Полно золы, но она могла остаться с тех пор, как им пользовались для отопления.
Уэлан осторожно вылез обратно и распрямился. В руках он держал маленький почерневший цилиндрик.
– Это не кость, – сказал я.
– Нет. Но и не каменный уголь. Похоже на горелую древесину. Там ее полно. Кто-то жег тут дерево.
– Можно я посмотрю?
Уэлан передал мне фонарь и отступил в сторону.
Горький, отдающий металлом запах гари проникал под маску. Я просунулся в круглое отверстие топки по грудь, заслонив собой свет снаружи, зато луч фонаря выхватил мешанину серой золы и черных головешек.
Уэлан был прав: здесь осталось много того, что больше всего смахивало на горелое дерево, превратившееся в древесный уголь. Вероятно, под ним находились и другие кости, но пока я не видел ничего такого. Лишь когда я начал выбираться обратно, луч моего фонаря скользнул по предмету в дальнем конце топки.
– Там что-то есть.