Опустившись в одно из глубоких кожаных кресел, я включил телевизор. Сент-Джуд упоминалась в новостях. Нам показали, как семья Горски подъезжает к больнице – их лица виднелись сквозь тонированное стекло машины. Однако на главную новость это никак не тянуло. Об инциденте с Джессопом не упомянули, но все это произошло в глубине больничной территории, вдали от камер. К чести Одуйи, он не рассказал об этом прессе, хотя, подозреваю, сделал он это не ради полиции, а из уважения к семье Кристины Горски. Впрочем, Уорд могла вздохнуть с облегчением.
Сюжет с больницей закончился, и я вспомнил про свой бурбон. Я потянулся к стакану и едва не опрокинул его, когда зазвонил телефон. В надежде на то, что это Рэйчел – хотя не ожидал ее звонка так скоро, – я нажал кнопку. Правда, номера на дисплее не узнал.
– Это доктор Хантер?
Голос показался мне знакомым, хотя опознать его я не сумел. От разочарования я ответил резче обычного:
– Кто это?
– Это Дэниел Мирз.
Мирз? Я не мог представить повода, по которому тафономист звонил бы мне, тем более в такой поздний час.
– Чем могу быть полезен?
Я услышал, как он дышит в трубку.
– Ладно, ничего. Забудьте.
– Нет уж, подождите! – выпалил я прежде, чем он успел положить трубку. – Что случилось?
– Ничего не случилось. – Мирз снова говорил своим обычным заносчивым тоном. И тут же снова сбился с него. – Ну не то чтобы… просто… Вы не могли бы приехать в морг?
– Прямо сейчас?
– Да. – Он помолчал. – Если вы не против.
Все мысли о бурбоне и отдыхе мгновенно вылетели у меня из головы. Я выпрямился.
– А что произошло?
– Мне нужна ваша помощь.
Глава 17
Даже днем морги кажутся странным местом. Ночью они меняются еще сильнее. И не потому, что от прочих помещений они отличаются весьма заметно. Здесь мало окон: в силу очевидных причин в моргах полагаются больше на искусственное освещение. Ну, и – подобно больницам – работа в них не прекращается круглые сутки.
Но все равно каждый раз я ощущаю какие-то изменения.
Даже в самый что ни на есть час пик в морге тихо, а ночью становится и того тише. Безмолвие, которое воцаряется здесь, особенное, почти весомое. Присутствие покойников, основных обитателей этого дома, лежащих на металлических столах или в темных холодильных камерах, чувствуется острее. Наверное, виной этому первобытный страх ночи, помноженный на близость смерти, сохранившийся в нас на подсознательном уровне.
А может, это эффект биологических часов, тикающих в каждом из наших организмов, который в ночное время возмущается нарушением естественного распорядка жизни.
Подошвы моих туфель скрипели по кафельному полу. Ночной дежурный сообщил мне, в какой смотровой работает Мирз.
– Нужно ли вам…
Мирз просто мастер заводить друзей, подумал я. Я не был обязан тафономисту ровным счетом ничем, да и прошедший день выдался не из легких. Однако мне приходилось уже встречаться с примерами того, как личные амбиции наносили ущерб процессу расследования, и я знал, какими разрушительными могут быть последствия. Пусть мы с Мирзом не нравились друг другу, дело не должно было страдать от этого.
И еще, мне хотелось посмотреть на останки замурованных жертв.
Я нашел Мирза в маленькой смотровой. Первое, что меня поразило: он был в комбинезоне и резиновых сапогах, а не в лабораторном халате, как я. Мирз так и не объяснил по телефону, зачем ему нужна моя помощь, но с ранними стадиями обследования тел, которые проводятся в комбинезоне, он должен был покончить уже давно.
Мирз склонился над выложенным на смотровом столе скелетом, который собрал из очищенных костей. Когда я вошел, он старательно поправлял одну из них. При моем появлении Мирз выпрямился, и его вид меня буквально потряс. Обыкновенно бледное лицо побелело еще сильнее, от чего веснушки на лице и рыжие волосы сделались заметнее. Небритый, с темными кругами под глазами, Мирз производил впечатление человека, который не спал несколько ночей.
– А, вы уже здесь! – воскликнул он с облегчением.
– Вы знали, когда приглашать.
Улицы в вечерние часы пустеют, так что добрался я без помех. Я подошел к скелету, над которым он трудился. По относительно небольшим размерам его я знал, кому он принадлежал.
– Это женский? – спросил я, натягивая резиновые перчатки.
– Да. Я как раз заканчиваю с ним.
Я считал, что над этим скелетом уже не нужно работать. Мирз проделал с ним то, что и я с Кристиной Горски. Расчленил тело, очистил кости от мягких тканей и снова собрал их для обследования. В нашей профессии это одна из важнейших процедур, навыки которой буквально впитываются в кровь. Я настолько свыкся с ней, что, наверное, мог бы проделать ее с закрытыми глазами.
Хотя, признаюсь, до сих пор нахожу возможность совершенствоваться.
Эту работу Мирз практически завершил. Кости неизвестной женщины были безукоризненно чисты и выложены в идеальном порядке. Каждое находилось, насколько я мог судить, на нужном расстоянии от соседних – с точностью до миллиметра. Сборка такого качества украсила бы страницы учебника… да что там, подобной безупречной симметрии нет, наверное, даже у скелета живого человека.