Коренастый и крепкий, он двигался энергично, и сейчас я могла бы сбросить ему еще лет пяток, дополнительно к тем десяти, которые сбросила при первой встрече.
- Я думаю,- продолжал он,- можно пренебречь некоторыми условностями. Меня некому представить. Разрешите сделать это самому. Георгий Ефимович Бошко.
Конечно - Георгий, дядя Гоша!..
После этаких китайских церемоний мы пошли рядом. Он уверенно поддерживал меня под локоть, когда нужно было перешагнуть поребрик, и мне уже нетрудно было представить, как эта рука так же уверенно открыла кран газовой плиты…
По дороге Бошко завел разговор о мужском одиночестве, о том, как только с годами начинаешь понимать, что стоят дружба и близость другого человека… и так далее, и в том же роде. Говорил он умело - это была все та же игра в хорошие манеры. «Русские девушки любят разговорчивых!» - в свое время заявил Тургенев, в этом отношении методы мало изменились с тех пор. Г. Бошко сделал такой вывод, очевидно, на основании собственного опыта. Гладкость его монолога заставляла думать, что он повторял его уже не один раз. До девятиэтажки, где он жил, мы дошли за несколько минут.
Лифт поднял нас на пятый этаж.
- Разрешите!
Он достал из кармана большой ключ от «кассового» замка. Мы вошли в маленькую переднюю однокомнатной квартиры. Он помог мне снять плащ.
Большую комнату заполнял рижский гарнитур. Стояла в углу широкая поролоновая тахта, полированный журнальный столик, видимо, при необходимости заменяющий и обеденный стол. В серванте одну полку занимали книги.
Это была комната привыкшего к достатку холостяка, которого посещают женщины. Над сервантом отличная фотография - снимок с фарфоровой купальщицы. Красивое зеркало в резной рамке. На серванте терракотовые статуэтки, фигурки из цветного стекла. Тут же отличный чешский телефон. За стеклом серванта электробритва в футляре и… флакон одеколона «Шипр».
Г. Бошко посмотрел в ту же сторону, я сразу переключила внимание на фотографию.
- Хороший снимок со статуи.
- Почему вы не допускаете, что это с натуры?
- Слишком много совершенства.
Он подвинул к столику кресло. Поставил передо мной деревянную резную избушку - коробку с сигаретами.
- Сам не курю.
- Я- тоже.
- Тогда, может быть, кофе или коньяк?
- Лучше - кофе.
Он ушел на кухню, побрякал там посудой, вернулся.
- У вас отличная квартира.
- Да, кооперативная. Одна комната, к сожалению. Когда-то жили в большой квартире. Остался один, разменял квартиру на две, одну отдал сыну.
- У вас здесь сын?
- Да, взрослый. Уже инженер. Шалопай, знаете, ужасный.
- Семейный?
- Вроде бы семейный. Разве у вас, молодежи, сейчас что поймешь. Живет с какой-то студенткой, рыжая такая девица. А в ЗАГСе, как я знаю, не регистрировались. Так кто она ему: жена или временная подруга, разберись, поди. Вот ваши журналы.
Я достала из портфельчика деньги. Г. Бошко поднял руки в шутливом протесте. И хотя от подарков не принято отказываться, но я решила не придерживаться правил хорошего тона.
- Неудобно, знаете. Будто я напросилась на подарок.
Он взял деньги, положил их на сервант.
- Извините, пойду насчет кофе…
- Можно, я ваши книги посмотрю?
- Пожалуйста, ради бога. Только там все более специальные, бухгалтерские.
Г. Бошко удалился на кухню. Знакомо завыла кофейная мельница. Я подошла к серванту, отодвинула стеклянную дверку. Пробежала взглядом по корешкам, заметила в сторонке знакомый желто-оранжевый переплет, вытянула книгу. Так и есть - «Желтый пес» Сименона.
Ах, комиссар Мегрэ! Мне бы сейчас ваши возможности. Да и способности тоже. Что бы вы делали на моем месте, комиссар Мегрэ? Искали бы доказательства. Я тоже пытаюсь это сделать.
На полке, кроме книг, ничего не было. Я заглянула на вторую, нижнюю полку. Там стояли фужеры, блюдечки- посуда. В углу приютилась черная палехская коробочка, с тройкой огненно-красных коней на крышке.
В таких коробочках обычно хранят всяческие мелочи, которые не нужны сейчас, но и выбросить вроде бы жалко - старые пуговицы, разрозненные запонки, ключи от потерянных замков - вдруг понадобятся…
Я сунула Сименона под мышку и взяла коробочку.
А вдруг здесь я увижу ключ от квартиры Вали Бессоновой?
Конечно, Г. Бошко давно мог его выбросить, как ненужную вещь, которая выполнила свое роковое назначение. Но мог и не выбросить, а по привычке сунуть в эту коробочку - ведь сам по себе ключ не является уликой, он становится аргументом лишь в сочетании с другими доказательствами…
В коробочке лежали одни пуговицы, запонка и две игральные кости - черные кубики с белыми пятнышками.
Я шевельнула пуговицы пальцем.
Неожиданно в передней резко забрякал звонок. Я вздрогнула, будто меня уже застали за таким неблаговидным занятием, как осмотр чужих вещей. Коробка выскользнула из рук. Я успела удержать ее, но все содержимое посыпалось на пол.
Веселый хрипловатый голос громко закричал в передней: «Здравствуй, папуля! Как у тебя…» Затем крик перешел в приглушенный шепот.