Та же игра красок наблюдалась и на поверхности озера — трепещущей и словно живой вблизи. Но там все было спокойно. Никаких волн, ничего похожего на бурю, которая за полгода до этого помешала нам приблизиться к подобному же озеру в чреве Ньирагонго. Царила, повторяю, мирная тишина, тогда как там бушевали приливы, из воронок с оглушительным свистом и воем вырывались столбы газов. Тем не менее само затишье вишнево-красного вещества, по широкой поверхности которого плавали темные «льдины» застывающего базальта, предвещало нечто грозное. Как будто озеро было заколдовано и ждало своего часа…
День за днем бродили мы по краю круглого бруствера, иногда в 30 сантиметрах от расплава, наблюдая за медленным течением, тянувшим в одном направлении: лава в юго-западной части поднималась и вновь уходила на глубину в северо-восточной зоне. Мы пытались определить глубину «реки» жидкого базальта. Безуспешно, так как конвекционного движения не обнаружилось. Мы пытались помечать лаву с помощью индия, который виден впоследствии при анализе. Тщетно: редкие метки индия бесследно пропадали — во всяком случае, при дальнейших анализах они ни разу не появились, если только мы не напутали что-то с методикой.
Мы пытались взять пробы эруптивных газов, погружая зонды в силикатный расплав, — лава мгновенно забивала входное отверстие. Аналогично закончились и другие попытки — так и не удалось собрать газ непосредственно с поверхности озера или из лопающихся пузырей.
Видимо, неудача крылась в каком-то дефекте аппаратуры либо в нашем неумелом пользовании приборами. Было что-то зловещее в том, с какой невозмутимостью вулкан сопротивлялся всем потугам «прослушать» его!
Оставались газовые пробы, взятые из отдушин хорнито. Зато они оказались самыми чистыми в мировой практике — до той поры, пока Легерн на следующий год не взял еще более удачные пробы в том же кратере. Замеры температур были проведены безупречно как на поверхности, так и в расплавленной массе. Мы измерили также количество излучаемого озером тепла… И еще мы наблюдали, не в силах провести количественной оценки, фантастические явления природы — фантастические для тех, кто понимает в них толк.
Волнения вулканологов
Мы работали в прямом и переносном смысле «с огоньком». Удачное стечение обстоятельств подогревало наш энтузиазм. К сожалению, солнце грело тоже… Оно было повсюду, иссушая воздух Афара, безбожно плавясь в отчаянно синем небе (хотя бы одно облачко за сезон!). В свою очередь огненное озеро нагревало почву до нескольких сот градусов, так что стоять возле приборов можно было лишь пританцовывая. Нет нужды говорить, что подобная эквилибристика быстро высасывала силы.
Работали мы в том месте, где вулкан услужливо выложил пандус, то есть в западной и северо-западной его части. Когда я смотрел с противоположного берега на вибрирующие в раскаленном воздухе силуэты людей в алюминиевых скафандрах, все происходящее представлялось чем-то нереальным. Однажды именно там я пережил одно из самых острых волнений.
Я попросил Даниеля Кавийона заснять сквозь дрожащее марево его коллег в скафандрах. Бруствер, как я уже говорил, становился к югу все выше и выше, так что ходить по его кромке надо было с большой осторожностью, особенно когда внимание поглощено кинокамерой. Даниель двинулся туда в сопровождении нашего симпатичного доктора Элен Тристрам — ее профессиональными услугами, к счастью, никто не воспользовался, если не считать нескольких натертых мозолей и волдырей от ожогов. Съемочная группа дошла до места, откуда открывался подходящий вид. В 80 метрах от нас оба они казались колышущимися призраками. Точно такими же представлялись им мы. Операторы начали снимать Карбонеля, Легерна и Лебронека, занимавшихся обычным делом — сбором газовых проб. Я следил за уровнем вязкой, как смола, субстанции озера.
Уровень поднимался и опускался на несколько футов в течение 5 минут — это особенность всех лавовых озер, и причины подобных колебаний до конца не ясны. В нашем случае это было весьма кстати, поскольку подопытный материал приближался к исследователю. С другой стороны, это же требовало постоянного внимания, ибо огненное содержимое озера временами переплескивалось через бруствер. И вот я увидел, как уровень внезапно начал подниматься… Нет, ничего особенного — всего на толщину ладони, но я забеспокоился. Не за нас — с нашей стороны еще оставался запас в добрых полметра, — а за наших киношников, чьи фигуры изгибались на той стороне.
Что делать? Не в первый раз я заметался в выборе решения. Известный риск составной частью входит в нашу профессию, но где предел этого риска? Крикнуть, чтобы они немедленно уходили? Чем больше у меня появляется вулканологических «потомков», тем чаще беспокойство снедает меня, и иногда я начинаю выглядеть сумасшедшим папашей… Несколько мгновений я стоял, соображая, когда увидел, как Даниель и Элен, закончив снимать, спокойно складывают аппарат и спускаются вниз. Уф…