Запах разума

Но Цвик привёл меня не кухню показывать: тут же что-то делали три девушки, они немедленно захихикали и запахли мёдом, как одуванчики. И Цвик хихикнул, но тут же сделал серьёзную мину.

Показал на Гзицино: «Цицино дценг», потом на Дзамиро: «Цицино дценг», потом — на себя: «Цицино дценг». И торжественно — на Ктандизо: «Дзидзиро дценг. Гзи-ре?»

Девушки примолкли, наблюдали за мной. А я смотрел на них и думал.

Цвик, Гзицино и Дзамиро были более-менее одного цвета. Рыжие, золотистые. Цвик — самый рыжий, потом шла Гзицино, а Дзамиро — со светлыми пятнышками у бровей, там, где у Цвика и Гзицино — тёмные. Но Ктандизо — просто блондинка, вообще не из той колоды.

А вот Дзидзиро — тоже рыжая…

И самая старшая.

Ктандизо — её дочка?

И тут меня осенило. Цвик же хочет сказать, что Цицино — его мама! Всего-навсего. Его и его сестрёнок. Дценг — мама. А у Ктандизо — Дзидзиро мама. Ясно.

А гриб при чём?

Тогда я в первый раз и подумал, что, наверное, лицин нельзя понять, если ты человек. Даже если выучить слова — останутся запахи. А в их жизни ничего похожего на нашу жизнь нет.

Как в фантастических романах это просто! Землянин тыкает пальцем: «Звездолёт! Бластер! Компьютер!» — а инопланетянин называет по-своему. А здесь — что тыкать? Как называть?

Дом. Еда. Мама. А остальное? Если дают нюхать гриб, а говорят о матери?

Почти что отчаяние.

— Дценг, — говорю, — ага, — и случайно посмотрел на Гзицино — а она хихикнула и сделала совершенно безумную вещь.

Она задрала свою блузку-сеточку и сунула руку себе в живот. В шерсть.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять. У меня в голову не вмещалось. Это не в живот. Это в меховой карман на животе. Не в одежде, вот в чём самая дикость — а на самом животе!

У неё на животе был карман. Как у кенгуру. И она улыбнулась хитренько и сказала:

— Дзениз, дценг ми, — вытащила руку и пахнула молоком и детским теплом.

Прямое, чёткое, конкретное объяснение.

Я мотнул головой и взглянул на Ктандизо — кажется, мне хотелось, чтобы она меня разубедила. Но она посмотрела, пожалуй, кокетливо — и тоже сунула ладошку себе туда. Прямо сквозь этот свитер из отдельных побегов. А Дзамиро распахнула шаль и тоже показала.

У них были сумки. Как у кенгуру сумки. Меня бросило в жар и даже стало тошно.

Я понял, почему у их девушек нет бюстов. Потому что они носят детёнышей в сумке — и соски там. На животе.

«Дценг» — не «мать». «Дценг» — «сумка». Вот что Цвик сказал. Что он с сестричками — «из одной сумки». Из «сумки Цицино».

Я посмотрел на Цвика. Он наблюдал — и, кажется, догадался, что мне не по себе. Чуть улыбнулся, по-моему, смущённо — и показал мне на живот и себе на живот. Под свитером из зелени было не видно, но я догадался, что у него там… ну… соски тоже там. На животе.

— Да, — говорю. — У наших девочек дценг — хен.

Но они, похоже, не поняли. Они налили в чашку компота из ягод — и дали мне попить. Очень хорошо сделали, потому что в горле пересохло.

Они — не чебурашки. Они — кенгурушки.

Мы попали в мир сумчатых людей.

Испытатель №25

За этим обедом я отлично понял, чего в действительности стою. Я не получил образования. Я ничего собой не представляю. Мой информационный багаж ничтожен. Я не могу сделать никаких толковых выводов. К тому же я — совершенно бездарный контактёр.

Я, конечно, мечтал, мечтал, читая фантастические романы: уж я бы договорился и с жукоглазыми, и со всеми прочими, да… Нет, к сожалению, не договорился бы. Всё это — инфантильные фантазии, бред подростка, не знающего жизни. В сущности, мы все — ещё мальчишки, а как психологи или ксенологи — и вовсе ничто.

Кроме Дениса.

Я наблюдал, как Денис общается с сообществом лицин, и понимал: в нашей компании всё это время находился гений, а мы — ни сном, ни духом. Я первый думал, что Диня простоват до глупости — и что с меня взять? Я — сноб и дурак. Впервые в жизни я ощущал собственную психическую неуклюжесть — как физическую, до стыда и горящих ушей.

Вот как это делается, господа. Человек просто начинает общаться. Выхватывает, понимает, запоминает, использует чужие слова. Зеркалит чужие жесты — и, видимо, точно попадает в местные традиции. Наш простоватый Динька…

Но остальным моим, так сказать, сопланетянам, кажется, не было никакого дела до этой невероятной работы, которая происходила прямо у них на глазах. Вот и отобедали с ксеноморфами… юрьев день тебе, бабушка. И к моей досаде на себя добавились ещё и стыд за Калюжного и раздражение, вызываемое Виктором.

Кудинов не глуп. Но такие парни дома читают о всевозможных псевдоисследованиях, принимают всерьёз натуральные фальшивки, смотрят телепередачи, «раскрывающие глаза» мирному населению — и обожают рассуждать о происках мировой закулисы. Верят не глазам, а впитанным в кровь и плоть газетным штампам.

Вот ты встретился с потрясающе чужеродной культурой. Смотри же теперь, смотри внимательно, делай выводы и пытайся понять! Но нет — любая непонятная диковинка объясняется с позиций давно устаревших газетных страшилок.