Западный зной

С раннего детства его считали «счастливчиком». Он родился в Москве, в июне шестидесятого, в семье дипломата. Отец работал в Министерстве иностранных дел, часто выезжал в командировки, служил генеральным консулом, советником посольства и послом в разных западноевропейских странах. Маленький Ашот начал учебу во Франции, где он пошел в школу при советском посольстве. Французский язык стал как второй или третий родной. В институт он поступил сразу после школы, выбрав для себя переводческое отделение филологического факультета МГУ. Учиться было легко. Но уже на пятом курсе ему предложили работу в органах государственной безопасности. Еще несколько лет ушли на учебу в знаменитой сто первой школе Первого главного управления КГБ СССР, названной потом Краснознаменным институтом имени Юрия Андропова.

Закончив и это учебное заведение, Нерсесян получил направление в Нью-Йорк, где работал в постоянном представительстве СССР в ООН. К тому времени он в совершенстве знал несколько языков, в том числе французский, английский, испанский. Его ценили коллеги и любили женщины. За веселый, остроумный нрав, за готовность всегда помочь, за жизнерадостный компанейский характер.

Первые звания он получал легко, словно так и должно было быть. Уже в двадцать семь стал капитаном, был на хорошем счету у начальства. Но у Ашота Нерсесяна была и тайная страсть: он очень любил женщин, пропадал в ночных клубах, посещал стриптиз-бары и заводил знакомства с сотрудницами различных постоянных представительств при ООН. В восемьдесят седьмом его сфотографировали в одном из ночных клубов. Фотография попала в газеты. Нерсесяна срочно отозвали домой, в Москву.

Там уже вовсю ощущались признаки надвигающегося кризиса. В восемьдесят восьмом ему не дали очередного звания, обойдя при присвоении очередных воинских званий офицерам ПГУ. Более того, из первого отдела ПГУ, занимавшегося американскими вопросами, его перевели в десятый отдел, который специализировался на франкоязычных странах Африки. Не в пятый отдел, куда он очень хотел попасть и который курировал страны Бенилюкса, Францию, Италию, Испанию, а в десятый. Ашот впервые подумал тогда, что его способности не ценят в родной организации.

Следующие три года прошли в постоянных разъездах по жарким африканским странам. И в условиях уже не просто надвигающегося кризиса, а настоящего краха. Который и наступил через несколько месяцев. Сначала были августовские события, когда группа высших деятелей страны пыталась спасти ее от развала, но действовала настолько нерешительно и бездарно, что своими трусливыми и пассивными методами только подтолкнула другую сторону к активному противодействию. И в результате страна сразу потеряла три прибалтийские республики. А через несколько месяцев в Беловежской Пуще трое лидеров славянских республик законодательно закрепили развал огромной страны, поставив свои подписи под документами, свидетельствующими о подобной катастрофе.

Нерсесян, вернувшийся в Москву, вдруг оказался без партии, членом которой был, без государства, гражданином которого он являлся, и без организации, в которой служил. Первое главное управление КГБ СССР выделили в отдельную Службу внешней разведки и вывели из состава некогда единой организации. Начались массовые сокращения. Нерсесяну повезло, он был относительно молод — его не уволили по сокращению штатов и не отправили на пенсию. К этому времени ему шел тридцать второй год. И он все еще был капитаном. Это было унизительно, его одногодки давно получили очередные звания.

Майора он получил в девяносто четвертом. Но к этому времени Нерсесян превратился в абсолютного циника, который ни во что не верил и не признавал никаких моральных авторитетов. После августа девяносто первого он словно стал другим человеком. Бог умер, провозгласила новая власть. Да здравствуют новые порядки и новые кумиры. Новыми кумирами были стодолларовые бумажки с изображением Франклина, западный образ жизни, умение приспосабливаться, умение быстро забирать все, что можно было забрать.

Он начал приспосабливаться — открывал палатки, выкупал новые помещения для магазинов. О его коммерческой и предпринимательской деятельности быстро узнали на работе. Ему объявили очередной выговор, едва не выгнав со службы. Это озлобило еще больше. Когда другие становились миллионерами, он был вынужден сидеть на казенной службе в Москве со своей нищенской зарплатой.

В тридцать пять лет у него практически не было никаких перспектив. Он мог дослужиться до пенсии и тянуть еще лет двадцать эту служебную лямку, курируя франкоговорящие страны Африканского континента. Мог уйти с работы и попытаться стать частным бизнесменом с перспективами, равными нулю. К этому времени основную часть собственности уже расхватали жадные, предприимчивые и находчивые молодые люди.