- Как я думаю… Помню я! Помню, как убеждала, как радовалась, что отказал им. Я ж не знала, что у тебя в семье с деньгами не густо. Я думала, сам работает, плюс - успешный писатель, все дела… Ком подкатил к горлу. Стало еще обиднее, что не знала, не держала за руку. Что не помогла отбросить лишнее.
Что там мои рассказы? Нон-фикшн на двадцать страниц, да сборничек на пятьдесят листов? Я была нужна ему! Зося по-прежнему будто сидел рядом. Я закрыла глаза и сжала тетрадь, которую когда-то держал в руках он. Захотелось прочесть молитву, но я не знаю молитв. Да и Зося был ярым противником религиозных поверий. Тоска о нашей дружбе, о нашей неполной, кособокой дружбе больно сжимала сердце.
– Зосенька, как же так?! Столько таланта! Ты столько мог, - я уткнулась в подушку, чтобы заглушить рвущийся из глубины вой.
Когда проснулась было уже светло. Или еще светло. Белые ночи в Питере искажают ощущение времени, особенно, если вы не фанат времени и не вешаете в каждом помещении часы. Все же утро. Тронула экран смартфона - начало четвертого - действительно утро.
Глаза отекли, и легче было их снова закрыть, чем таращиться в телефон. Физически ощущала рисунок подушки на щеке. Кажется, все десять часов сна я не меняла положения. На душе еще не рассеялось светлое, теплое послевкусие сна. А что снилось - вспомнить не могла. Может, снился бабушкин дом? Маленькой я мечтала завести большую семью и жить с бабушкой у нее в деревне. Чтобы муж, как в русских былинах - богатырь с бородой, чтобы дети по лавкам и кошка на пороге. Бабушка внукам пирогов печет.
А потом я увидела возле подушки три тетрадки и все вспомнила.
«Как же так, Зося…». Остатки сна улетучились. Отнесла дневники на балкон, освещенный зарницей, и пошла за кофе.
11 сентября
Не буду сегодня плакать. Нет смысла.
22 сентября
Не плакать! Не буду.
23 сентября