Занимательно о геологии

Такая же неясность подстерегает нас и вверху. В кроне геологического и соседних с ним деревьев видны бесчисленные разветвления науки. Ветви деревьев дают и мощные стволы, и толстые ветви, и тоненькие побеги, соединяющиеся с ветвями и ответвлениями других деревьев, часто питающих и основной ствол. Действительно, часто от соседних деревьев-наук черпает геология новые силы. Физика, химия, математика, биология вливают в геологию новые идеи и мысли. На стыках наук создаются плодотворные научные направления: геофизика, геохимия и многие другие.

Сказочен этот лес деревьев науки. По увитым лианами стволам и ветвям можно подняться к вершинам знаний и, двигаясь по корням вниз, заглянуть в глубь их. Каждый по-своему воспринимает новый мир, открывающийся при углубленном проникновении в него. Не все рассмотришь при этом. Многое останется загадочным и пока неразрешенным.

Этим сравнением я хочу показать, что трудно дать исчерпывающий ответ на все вопросы геологии в небольшой книге. Учтем, что в этой науке насчитывается свыше 120 ветвей, превратившихся в самостоятельные науки, далеко ушедшие от главного ствола и его корней.

Я собираюсь показать облик только двух, но главных, стволов единого древа геологической науки. Один ствол - исторический. Начнешь его прослеживать - и через призму камня вступишь в мир прошлого, в мир далекой от нас и фантастической жизни, полной трагических событий и радостных находок. Мы черпаем здесь ответы на вопросы: когда были те или иные события и как мы об этом узнаем?

Другой ствол - динамический. Он открывает нам разнообразные процессы, идущие на поверхности Земли и в ее глубинах. Процессы эти приводят не только к формированию различных горных пород и минералов, но и к образованию залежей ценнейшего для нас минерального сырья. Мы получаем ответы на вопросы о том, что происходило в разные периоды на Земле, как мы об этом узнали и к чему приводит раскрытие тайн динамики жизни Земли. Былое предстанет перед нами в виде сменяющих друг друга многоликих фаз Земли.

Исторический и динамический стволы геологической науки, конечно, не исчерпывают всех вопросов, изучаемых в геологии. Но они, многократно переплетаясь со всеми другими ветвями, наиболее полно дают нам представление о главнейших направлениях в развитии этой области знания.

ЧАСТЬ 1 - БЫЛОЕ СКВОЗЬ КАМНИ

В НЕПОНЯТНОМ МИРЕ

Мертвые симфонии

Мои движения автоматичны. Одной рукой включаю осветитель микроскопа. Другой - кладу шлиф на столик. Микрометрическим винтом подправляю фокусировку.

Вот сейчас подключу анализатор микроскопа - и начнется то, чему я посвятил многие бессонные ночи.

Иные устремляются в свободное от работы время на выставки произведении изобразительных искусств, в зрительные залы театров и клубов, в филармонию. А для меня высшее наслаждение - наблюдать под микроскопом таинственный мир, который можно видеть в любом невзрачном камне. Стоит только вырезать из него тоненькую пластинку, положить ее на столик микроскопа - и тотчас словно сказочная палитра неведомого мастера вспыхивает перед глазами. Ни на одной художественной выставке не найдешь такого разнообразия красок. Их вызвал к жизни поляризованный свет. И каждый раз этот красочный мир против моей воли перебрасывает меня в иную сферу - сферу звуковой гармонии.

Максимилиан, герой повести Генриха Гейне 'Флорентийские ночи', слушая игру великого Паганини, испытывал жуткие в своей реальности зрительные галлюцинации. Музыкант чудесным образом превращался в мага, чародея, повелевающего стихиями. Мир вокруг него преображался в сказочные многоцветные картины.

Гейне не выдумывал. У многих людей, когда они слушают музыку, возникают зрительные ассоциации. А у меня наоборот: когда я вижу красочные картины, возникают ассоциации звуковые.

Многие ученые, инженеры и художники в разные годы пытались уловить связь между цветом и звуком. Некоторые создавали на специальных экранах движущийся хаос красок во время исполнения симфоний.

Инженер К. Леонтьев показал в начале шестидесятых годов скрябинскую поэму огня - 'Прометей', С первыми же аккордами на экране вспыхнули багровые и красные цвета, а затем, повинуясь ритму музыки, экран несколько успокоился, и зрители увидели набегающие волны изумрудно-зеленого цвета...

Рассказывая о законах сочетания цвета и звука, положенных в основу исполнения 'Венгерской рапсодии' Листа, Леонтьев подчеркивал, что в напряженные, мощные моменты экран должен багроветь. Тема воли делает цветовые ощущения ослепительными. С повышением динамики звука цвет становится более насыщенным, с понижением - блеклым.

Много книг посвящено цветомузыке, но, пожалуй, только И. Ефремову в 'Туманности Андромеды' удалось передать впечатление, вызванное синтезом звуками цвета. Особенно поражает третья часть созданной им симфонии фа-минор в цветовой тональности 4750 мю.