Зандр

– Мне нравится видеть, как они надеются, – продолжила Лаура, с легкой улыбкой глядя на монитор. – Когда человека бьют ножом или прилетает пуля, его надежду глушит боль. Резкая или тупая – не важно. Важно, что она отвлекает, мешает сосредоточиться на возможности спасения, на надежде. Поэтому я люблю вирусы, которые приносят смерть без мучений: есть внешние проявления, но нет боли. Совершенно нет боли. Люди угасают, понимают, что смерть близка, но до последней секунды остаются в сознании. Они видят, что происходит, и надеются… Посмотрите в его глаза, Дюк: в них нет боли – только надежда. Истинная, чистая, словно дистиллированная, надежда. Что может быть прекраснее?

Бухнер надеялся, что его ответная улыбка была спокойной…

Хотя внутри у него бушевал шторм.

Люди умирали.

Или трущобы?

Или город?

Чья смерть шла по улицам? По грязным, заплёванным, полным зависти, жадности, глупости, страха и желания жить улицам? Кто умирал на них: люди, трущобы или город? Ударит ли кошмар, что зарождается сейчас внизу, по самому ДылдаСити? По любимому. Предусмотрительно отгородившемуся от ненавистных Дюку «отбросов» запертыми воротами, усиленной охраной и снятыми с предохранителей пулемётами. И что будет на улицах трущоб? Как эти отбросы умрут? Тихо и покорно, надеясь до самого конца, как мужчина на мониторе, или же взорвутся от страха и желания жить? Бухнер не сомневался, что взорвутся. Никто не сомневался.

А пока же, как Лаура и обещала, всё шло по нарастающей.

Трущобы не заметили первых больных, не разглядели опасность, несмотря на звериное чутьё. У кого-то поднялась температура, кто-то свалился со страшной ломотой в костях, где-то заболела целая семья… но всё это в ДылдаСити видели и раньше – Зандр есть Зандр, зараза в нём обычное дело. К тому же пострадавшие оправлялись через день-два, их друзья и знакомые вздыхали с облегчением, а они сами возвращались к привычной жизни: ходили по улицам, торговались в лавках и на базарах, выпивали в барах… Затем появились первые заражённые. Пока – единицы, правда, все они были из окружения тех, кто болел раньше, но это обстоятельство не вызвало удивления. Зандр есть Зандр, здесь больные заражают здоровых. Однако очень скоро проявилось главное отличие от предыдущих разрозненных вспышек: эти несчастные стали умирать. В домах, на улицах, в лавках, на базарах, в барах… И именно их лица фиксировали бесстрастные видеокамеры.

– Полноценная эпидемия начнётся часов через шесть, – деловито произнесла Лаура. – На запланированный уровень смертности выйдем к полуночи, но так даже лучше, поскольку темнота и дождь будут препятствовать развитию паники. Двенадцать часов активной фазы, после чего эпидемия пойдет на спад – вирус начнет умирать. Вам лучше лечь спать.

– Что? – Бухнер оторопело уставился на наглую суку.

– Я советую вам пойти в свои покои, выпить стакан чего-нибудь крепкого, лучше – водки, и лечь спать, – невозмутимо повторила женщина. – В настоящий момент это самое правильное для вас решение.

В первое мгновение Дюк едва не впал в бешенство: наглые слова красивой твари наотмашь врезали владельцу ДылдаСити, показав, что он собой представляет… А затем Бухнер понял, что именно это он собой и представляет. Понял, что Най читает его, словно открытую книгу, и превосходно ориентируется в его настроении.

Она его уделала, но ему не было стыдно.

Ибо Дюк вдруг понял, что он человек, а не бездушная машина, которую корчил из него Зандр. Он – человек. А красивая тварь рядом с ним – нет. И это понимание позволило ему удержаться от удара.

– Сильно заметно?

– Вы прекрасно держитесь, Борис, но у меня опыт. – Лаура нежно провела рукой по щеке герцога, и он… Он не вздрогнул. Точнее, сумел не показать, что вздрогнул. – Мало кто из заказчиков оставался спокоен, глядя на мою работу, хотя среди них были такие же сильные личности, как вы… Были тупые, беспощадные звери, больше напоминающие питекантропов, чем людей… Были патологические садисты… Но, чтобы сохранять спокойствие при данных обстоятельствах, нужно…

– Быть запредельно жестоким? – хрипло перебил женщину Бухнер.

Все-таки не сдержался.

– Не льстите себе, Борис, вы сами запредельно жестоки и даже не чихнули бы, доведись вам убить всех этих людей своими руками.

– Пожалуй, – помолчав, признал Дюк. По-прежнему хрипло.

– Всё дело – в страхе. Сейчас вы испытываете не сожаление, не грусть и не раскаяние… Сейчас, Борис, вы боитесь. Вы инстинктивно боитесь, что можете разделить участь бродяги с монитора. Вы боитесь умереть, не увидев опасности. Вы боитесь меня…

– Сука! – Он сдавил её руку, оставив на изящном предплечье синий след.

– Да, сука. – Красивая, смертельно опасная, с неземной улыбкой, страшная. Она стояла перед ним, и он не мог отвести взгляд. – Но раз уж ты не хочешь пить водку, я могу предложить кое-что другое…

* * *

«Внутри моей головы никогда не бывает тихо. Это плохо. Но, будучи роботом, я никогда не впадаю в панику. Это хорошо.