Мы поползли под кустами. Позже, как это принято в команде Пеликана, я анализировал момент и не находил себе прощения за ошибку. Оставался единственный способ уйти от вертолета — это повернуть назад и обходить пустошь по границе леса. Но при одном воспоминании о чащобе мои изодранные в кровь ладони начинали зудеть. И, кроме того, обходной путь до темневшего вдали зеленого массива занял бы еще час. Пока мы корячились на брюхе, вертолет прошел трижды. Его перемещения навели меня на грустную мысль: парни внутри железной птички ждали нас. Если, как утверждала Анита, целью похода намечался именно тот лесной островок впереди, то «братишки» могли бы не преследовать нас пешком. Вполне вероятно, что мы сдираем последнюю кожу с животов, а на опушке нас уже поджидают.
Но всё оказалось не так. На самой границе слышимости раздался тонкий хлопок растяжки. Почти сразу же «Апач», улетевший за горизонт, сменил курс и принялся бороздить небо чуть ли не над головой. Вдобавок пошел премерзкий ливень, и сухая колючая почва мгновенно превратилась в жидкую грязь. Для полного счастья не хватало только, чтобы прискакал озабоченный женитьбой оцелот и вцепился мне в задницу. Я погладил Инкину, покрывшуюся пупырышками, лодыжку. Она улыбнулась благодарно, повернув ко мне черную от грязи щеку. Тяжелые капли, с сатанинским усердием лупившие по листьям, на земле собирались в ручейки и затекали под одежду. Если девочка после такой баньки не простудится, я готов поверить в ее индейское происхождение. Она ползла впереди меня, извиваясь в просветах кустарника. Джинсы и футболка на ней промокли насквозь, в капюшоне куртки образовалась целая лужа, из кроссовки торчали сразу три розовых тоненьких пальчика с остатками вишневого лака на крохотных ноготках.
Куда она носки девала? Ноги в кровь сотрет… Не успел я на нее разозлиться, как сверху открыли стрельбу. На фоне холодного ливня вертолет моментом отыскал нас и выдал координату. Обнадеживало то, что не палили из пушки. Значит, Инка им по-прежнему нужна.
— Пенчо! — крикнул я. — Поднимаемся — и бегом! Слышишь? Они нас видят, нет смысла валяться!
Стоило приоткрыть рот, как туда залилось не меньше полулитра воды. Не то, что произносить слова, а просто задрать лицо, и то оказалось нереальным. Я знал, что это ненадолго, что скоро выплеснется, не может такого запала хватить больше, чем на пару минут. Хотя Бог его ведает, мы тут не служили…
Пенчо не отвечал. Сквозь сплошную ревущую завесу ливня мне показалось, что я различаю краешек его синей штанины. Я добрался до Инкиного уха, велел ей двигать за мной, схватил ее окоченевшую руку и отважно плюхнулся в следующую лужу. Ручейки уже не пузырились робкими струйками, а сливались в настоящие реки. Поверить было невозможно, что пару минут назад здешняя почва напоминала солончак. Невинная тучка, притворявшаяся космами спящего львенка, распушилась по всему небу, разрослась колокольнями, минаретами; ледяные дымчатые языки хлестали по стонущим, пригнувшимся кронам. Видимость упала метров до трех, дождь обрушивался с таким ревом, что вертолет, от которого в завесе ливня остался лишь полустертый силуэт, кружил над нами совершенно беззвучно.
— Пенчо! — мы преодолели, захлебываясь, открытое пространство до следующей группы зарослей. — Пенчо, ты где?
Я отфыркивался, словно тюлень, и еле успевал протирать глаза; зажмурившаяся Инна тыкалась мне в спину.
— Пенчо!!
Сквозь неумолчный рев дождя мне послышалась автоматная очередь. Мы бежали, уже не скрываясь. Оглядываться назад не имело смысла: кто бы ни шел по пятам, находился в том же положении. Я заботился лишь о том, чтобы не выпустить руку Инны, и молил Бога, чтобы от влаги не отказало потом оружие. Проехавшись пару раз носом, добрались до опушки. Фантастика! Вертолета нигде не наблюдалось, зато молнии вспарывали горизонт, точно где-то вдали шипел и плевался огромный бикфордов шнур. По закону подлости ливень начал стихать.
Пока я озирался, поводя стволом, Инна заметила старика и застыла как вкопанная. Ее ногти впились мне в ладонь. Пенчо лежал, поджав под себя руки, точно сберегал на груди кулечек с чем-то ценным. Пышный куст пружинил под его тяжестью. Промокший насквозь рюкзак сполз на сторону, и потому я не сразу обратил внимание на поклажу. Драная сандалия сползла с его ноги, обнажив потрескавшуюся дубленую пятку. И глядя на желтую пятку, наполовину погрузившуюся в грязь, я сразу, без всякого сомнения, понял — это конец.
Когда мы его перевернули, он уже не дышал. Три пули вереницей влепились в ствол дерева, еще одна вырвала ему клок волос, не причинив малейшего вреда, и последняя пробила аорту. Ничего не добавишь, дед умер, как настоящий солдат. Я так и не спросил, сколько ему было лет, но подозреваю, большую часть своего сурового пути он провел не в мягкой постели под кружевным балдахином. Я так и не выяснил, какие идеалы исповедовал этот жутковатый человек. Его зашифрованные сказки про злых богов могли означать что угодно, включая острую паранойю. Но до цели он не дошел каких-то двести метров.