— Верно, — согласился Десмонд. — Он видел только мечту, которую лелеял с юных лет. И эта мечта затмила реальность. Было множество недостатков, но он не видел их. Он сделал Изабеллу Махинас Изабеллой Дамас. Он женился на ней.
— О нет! Вы же говорите о той девушке из Барселоны, — пробормотала Анджела. — О той, которую убили.
— Он видел только ее красоту, — продолжал Десмонд, словно не слышал слов Анджелы. Его слова прозвучали словно оправдание. — Он осознавал только то, что она заставляла его чувствовать. Когда она покинула его, он отказывался в это поверить. Только когда она ушла, до него начали доходить слухи, он стал узнавать такие вещи, которые ему уже давно следовало знать. В течение двух лет их брака у нее были другие мужчины. Многие знали об этом. Она всегда была хорошей танцовщицей, а теперь, когда вновь обрела свободу, то стала использовать свое искусство для того, чтобы привлекать мужчин. Ей не нужны были деньги, но она испытывала ненасытную потребность в мужчинах.
Внезапно я снова ощутила страх. Казалось, снова приближалась смерть.
— Она переехала в Барселону? — спросила я. Десмонд кивнул:
— Он стал читать о ней в газетах. Она танцевала в Мадриде, Валенсии, Толедо, Гранаде. Жила в отелях, квартирах. Никогда не оставалась подолгу одна…
— Но один мужчина задержался дольше, чем другие… — понизив голос, произнесла я.
— Да. Один с самого начала. Она переехала в его квартиру в Барселоне. Этот человек был богат, имел власть у фалангистов.
— Муж нашел ее там?
Он слабо улыбнулся:
— Как хорошо ты все понимаешь, Лиза. Да. Ему пришлось. Она все еще носила его имя. Дамас! Одно из старейших, почтеннейших имен Испании. Втоптала его имя в грязь своей похотью. — Он внезапно замолчал, тяжело дыша. Два огонька пылали в его глазах. — Он пришел к ней. Он не хотел причинять ей вред — только забрать ее домой. Когда он увидел ее в дверях, ему показалось, что ничего не изменилось. Она по-прежнему была прекрасна. Он ощутил порыв желания. Но ее любовник был дома, и она позвала его на помощь. Он пришел, но испугался, этот Нуньес, и думал только о том, чтобы бежать. Он, конечно, мог бы убить Нуньеса, но она стала бороться с ним и удерживала его до тех пор, пока любовник не сбежал. Думаю, его охватило безумие. Он убил ее.
Я в ужасе сказала:
— И твое имя Дамас? Вовсе не О'Нил. Но Дамас?..
Я видела, как пот выступил на его лбу и верхней губе.
— Семья Дамас — одна из старейших, великих семей Испании, — торжественно сказал он, — значительнее, чём семья Махинас. Более благородная и почитаемая. Лука подтвердил бы вам это, если бы мог. Этот брак оказал честь семье Махинас, а не Дамас, но она разрушила его. Теперь ты понимаешь, почему она была убита?
— Я могу понять. Но разве в Испании crimes passionnels [10]не наказываются менее… сурово, чем в остальном западном мире? — осторожно спросила я.
— В некоторых латиноамериканских странах. Здесь, в Испании, мы отошли от старых законов, позволявших мужу убить жену и ее любовника. Говорят, мы стали цивилизованными, — цинично бросил он.
— Но с твоим именем к тебе должны отнестись с сочувствием кортесы. Что, если тебе апеллировать к генералу Франко?
Он направился к двери, Лука открыл ее и стоял, глядя на нас. Десмонд оглянулся и посмотрел на меня.
— Если бы она была такой же, как ты… — Он не закончил фразу. Дверь за ним закрылась, и мы услыхали звук удаляющихся шагов. Рядом со мной стояла, вся дрожа, Анджела.
— Десмонд и есть барселонский убийца, — прошептала она. — Он убил ту танцовщицу, как и того мужчину сегодня. Когда мы познакомились, он уже был убийцей! О, Лиза!
Но я смотрела на закрытую дверь, и мой страх уменьшался, сама не знаю почему.
За окном стемнело, и долина заполнилась пурпурными тенями. Анджела лежала на постели и либо тихо плакала, либо обвиняла меня в своих несчастьях, потом погрузилась в беспокойный сон, от которого с криком, пробудилась, когда Лука втолкнул в дверь наши чемоданы.
Он улыбнулся мне и снова запер дверь. Я зажгла лампы и закурила сигарету. Мой мозг продолжал взвешивать одну возможность за другой, но не находил иного пути бежать из этой комнаты, кроме как расправиться с одним из наших тюремщиков. А если мы попытаемся сделать это, то утратим подобие взаимопонимания, которое установилось у нас с Десмондом.
Но я не могла сидеть без дела и лелеять свой страх, как это делала Анджела. Пошла приняла душ. Вода была почти холодной. Поспешно растираясь полотенцем, я подумала, что Лука, по-видимому, решил, что нам больше не нужна такая роскошь, как горячая вода. Эта мысль заставила меня содрогнуться. Я достала платье из чемодана и тщательно наложила косметику. Анджела скептически наблюдала за мной из своей постели.
— Что ты делаешь? — с некоторой долей раздражения спросила она.
— Освежаюсь, — ответила я. — Надеялась, что это улучшит мое моральное состояние, и действительно помогло. Я чувствую себя лучше. Пожалуй, меньше боюсь. Почему бы и тебе не сделать то же самое?
— Если бы этот… убийца или его глухонемой приятель пришли, когда я была в ванной, я тотчас же умерла бы!