Чего в таком случае ждать от лесорубов уже захмелевших — держателю таверны страшно было представить. Бедняге подумалось даже, что этот вечер заведение его могло и не пережить. А выставить полдесятка мужиков держатель не мог. Те его едва ли даже на трезвую голову бы послушали. Не было надежи и на вышибалу. Единственного. Те пятеро его самого могли вышвырнуть через порог. Только и оставалось, что звать на помощь.
И вот тогда-то держатель таверны вспомнил о попрошайке, коего он накануне самолично прогнал с порога. Попрошайка, что ценно, был с мечом — держатель таверны заметил. А значит, даже против численно превосходящего противника имел шансы. При условии, что противник тот безоружен. И если сам бродяга впрямь владел мечом. А не просто таскал эту железяку красы ради.
Движимый надеждой, держатель таверны выглянул на улицу. И, осмотревшись, вздохнул, почувствовав хотя бы подобие облегчения. Бродяга с мечом далеко уйти не успел. Но околачивался на противоположной стороне улицы, подле булочной. То ли стянуть чего намеревался себе на пропитание, то ли просто душу травил. Вдыхая аромат свежей выпечки.
— Эй! — окликнул его с крыльца держатель таверны, — не знаю, как тебя зовут, но… помоги, а! Выпивка и харч за мой счет.
Наверное, и года не прошло с тех времен, когда Андерс фон Веллесхайм готов был за подобное «эй!» на дуэль вызвать. Другого дворянина. Простолюдина бы он так и вовсе просто зарубил. Ну, или мог сделать вид, что не услышал окрика — при хорошем настроении.
Но те времена прекрасные миновали. И замок, и земли родовые просто-таки протекли у сэра Андерса сквозь пальцы. Остались лишь титул да меч. Так титул-то, даром, что знатный, на хлеб не намажешь. И мечом железным не закусишь. Потому выбор у рыцаря-бродяги остался небогатый. Либо принять предложение держателя таверны. Либо и дальше мотаться по улицам или дорогам, пробовать охотиться — что не очень-то получалось в одиночку, а то и вовсе подбирать объедки, которые бросают бродячим собакам. Ну и еще глотать слюну, вдыхая ароматы, доносящиеся из булочных или мясницких лавок.
Не раздумывая ни мгновения, потомок рода Веллесхайм выбрал первый вариант.
В таверне держатель лишь молча указал пальцем сэру Андерсу на нарушителей спокойствия. Да и это оказалось лишним. Лесорубы успели проглотить примерно по паре кружек пива на брата. И уже двое из пяти были настроены на драку — до поры, за неимением лучшего, друг с другом. Они вышли из-за стола, толкались, обменивались однословными ругательствами и непонятными посторонним претензиями. Причем все повышая и повышая тон. Один еще плюнул. Хотел наверняка в другого лесоруба или хотя бы на пол, но попал себе на изрядную бороду. Отчего еще больше разъярился.
Вынув меч из ножен, сэр Андерс направился к буйным гулякам.
Убивать он, конечно, никого не стал. Тем паче, это было и чревато в подобных мелких городишках, где все друг другу знают, и всякий приходился остальным, кому приятелем, кому родственником, кому добрым соседом. За чье убийство наверняка бы нашлись желающие отомстить. И еще больше — готовых в случае надобности выгородить мстителя. При таком раскладе не то, что убийце-чужаку не поздоровилось бы. Могли и самой таверне пустить красного петуха. Так, заодно.
Да и не понадобилось убивать. Андерс просто ухватил одного из готовых подраться лесорубов свободной рукой за плечо, резко развернул к себе — и одним взмахом меча распорол ему рубаху да рассек пояс. Лишившись опоры, штаны гуляки соскользнули на пол.
Лесоруб растерялся. Замер. Менее всего он ожидал такого поворота событий. Застыли и его товарищи — уставившись на невесть откуда взявшегося человека с мечом. Сообразили, что драка, если все-таки и состоится, наверняка выйдет отнюдь не забавой, не развлечением. Или развлечением, но не для них.
И все пятеро как воды в рот набрали. Только один попробовал неуклюже сострить, обращаясь к лишившемуся штанов товарищу:
— Теперь понятно, почему та бабенка называла тебя «мой малыш», — да сам же один и гоготнул над этой фразой.
Еще одно неуловимое движение клинка — и борода горе-остряка… вернее, большая ее часть превратилась просто в клок волос. Который наверняка бы упал лесорубу на колени, не поймай тот его рукой. Следом на эту руку упала капля крови. Из царапины, которую оставило острие меча.
— Ты… — дрожащим голосом проговорил обескураженный лесоруб, — ты что делаешь… дьяволов пес?
— Пошли вон! — негромко, но веско и повелительно произнес сэр Андерс. Словно вновь, хотя бы на миг оказался в родном замке и обращался к прислуге.
Да, велений идти вон, подальше, причем навсегда, он и сам успел наслушаться. Сперва от младшего братца Рихарда, едва дождавшегося, когда пройдет сорок дней после смерти отца. А после — едва ль не от каждого встречного. Хоть лавочника, хоть трактирщика, хоть даже кухарки или слуги, которого поколачивает хозяин.