Замок Горменгаст

В широком довольно бледном лице не было ничего такого, что позволило бы назвать Тита романтически настроенным молодым человеком. В его лице не было, фактически, ничего необычного. Черты лица были далеки от совершенства. Каждая из черт по отдельности казалась слишком большой и лишенной нужных пропорций. Его нижняя губа слегка выступала вперед из-под верхней, и чаще всего рот был слегка приоткрыт, так что виднелись зубы. Лишь его глаза казались необычными – бледные, серо-голубые, с оттенком угрюмой и мрачной фиолетовости. Эти глаза, когда в них светилась нервная энергия, могли даже пугать.

Его тело с подвижными членами было довольно крупным и тяжелым, но тем не менее достаточно гибким и сильным, плечи слегка сутулились, казалось, он постоянно пожимает плечами. Подобно тому, как при грозе собираются тучи, собирались его мысли, все становилось на свои места, ясно обозначался путь, которому он должен следовать. Его пульс, участившийся от мятежных мыслей, болезненно стучал в висках и запястьях.

Тита обвевал нежный ветерок, ласковый, успокаивающий, над Замком зависло облачко, словно благословляющее его башни. Из папоротников выбрался кролик и, усевшись на плоский камень, замер в неподвижности. В оцепенелой тишине слышался треск кузнечиков, дергал за свою струну сверчок.

Умиротворенность всего вокруг находилась в странном противоречии с чувствами, бушевавшими в груди Тита.

Какой смысл дальше откладывать свой акт предательства? От этого не станет легче. Чего он дожидается? В той атмосфере любви и почитания, которая теперь окружала его в Замке, никто не скажет ему. «Все, пришло время покинуть Горменгаст». Ни один камень Горменгаста не поддержит его решение.

Тит спустился с Горы, вышел из леса, охватывающего ее подножие, прошел по заболоченной низине, подошел к Внешним Стенам.

И когда он приблизился к воротам и стены нависли над ним, он бросился бежать.

Он бежал так, словно выполнял чей-то приказ. И в какой-то степени это было именно так, хотя этот приказ пришел из глубин его естества, о которых он так мало знал. Он подчинялся приказу законов еще более древних, чем сам Горменгаст. То были законы плоти и крови. Законы неутоленного желания. Законы, заставляющие искать перемен. Законы молодости. Законы, которые разделяют поколения, законы, которые отторгают дитя от матери, мальчика от отца, юношу от родителей. Законы, которые зовут к неизведанному. Законы, которым подчиняются лишь немногие, которым хватает смелости и решимости. Законы, которые зовут молодых уйти за горизонт, в неведомые дали.

Тит бежал, подстегиваемый верой в то, что его непослушание и есть оправдание существования. Он уже не был неоперившимся птенцом, просто непослушным ребенком, жаждущим новых сладостей. Страсть к сладостям у него уже давно прошла. Он познал уже многое. Он убил человека, он познал страх смерти, от которого дыбом встают волосы, и теперь мир, совершенно отличный, как ему казалось, от Горменгаста, звал его к себе настойчивым шепотом.

Тит бежал потому, что наконец принял окончательное и бесповоротное решение, решение, сложившееся из многих ясных и неясных причин, мотивов, желаний и порывов. Все, совместившись, призвало его к действию.

Вот почему Тит бросился бежать – внешнее действие должно было соответствовать лихорадочному течению мыслей.

Тит знал, что назад пути уже нет – чтобы сохранить себя как личность, он должен был поступить так, как задумал. Он бежал стремительно, дышал быстро и глубоко и скоро оказался среди хижин временного поселения.

Солнце уже коснулось края горизонта. Розово-красный цвет заката стал приобретать фиолетовый опенок, придавая странную красоту всему вокруг. Люди, бродившие меж хижин, почтительно расступались, давая ему дорогу. Дети в лохмотьях, выкрикивая его имя, бежали к своим матерям, чтобы сообщить им, что видели его знаменитый шрам. Тит, неожиданно оказавшийся в мире реальности, остановился. Тяжело дыша, он согнулся, положив руки на колени и наклонив голову. Отдышавшись, он распрямился, отер пот со лба и быстро направился к той части поселения, где за частоколом размещался дом, мало чем отличавший от остальных лачуг, в котором жила Графиня.

Прежде чем пройти сквозь ворота в частоколе, грубо изготовленные из разных подходящих железных прутьев, он остановился и подозвал нескольких молодых людей, оказавшихся поблизости.

– Найдите Хранителя Конюшен, – приказал он тоном, который так напоминал властные распоряжения его матери. – Он должен быть в конюшне у Западных Ворот. Передайте ему мой приказ – пускай оседлает серую кобылу. Он знает, какую. С белым пятном на ноге. Потом пусть приведет ее к Кремниевой Башне. Я скоро приду туда.

Молодые люди, сделав знак, что они поняли приказание, бросились его исполнять и быстро растворились в опускающейся темноте. Луна выкатилась из-за башни со сломанной верхушкой.