Замочить Того. Полный текст

Господин Милославский считал, что открыл главный секрет, гарантирующий заведению приток клиентов — женский персонал его публичного дома набирался по принципу ковчега, «каждой твари по паре» — причём на брюнетках, блондинках и рыжих хозяин не остановился. При желании придирчивый потребитель мог заказать для утех и девушку не только жёлтую, чем в Артуре никого не удивить, но и чёрную и даже редкую в российских широтах красненькую. Где он добывал знойных африканских, индийских и экзотических индейских красавиц, Вениамин Вацлавович не рассказывал, но судя по всему, разнообразие девок в его заведении ограничивалось лишь фантазией хозяина.  Придумал бы розовую с голубыми волосами — нашёл бы и такую. Любил он это дело.

Впрочем, одна общая черта во внешности контингента была. У всех девок отчего-то были изрядные уши, которые не во всякой причёске удавалось спрятать. Злые языки поговаривали, что это от того, что персонал частенько подслушивает, о чём в нумерах говорят. А пойманных после таскают за уши, вот и вытянули изрядно.

Нужно отметить, искушённая публика заведение Милославского недолюбливала.

— При всём их внешнем различии, девки у князева скучны и однообразны как мечты телеграфиста,  — говаривал известный авторитет, мичман Пустошкин Лука. — Ни ума, ни фантазии. Не пойду-с больше, они у него клиентов как по инструкции обслуживают, штрафует он их за нарушения, что ли?

Поэтому основными клиентами Милославского были почтенные господа, для коих посещение подобных заведений являлось вроде как некой обязанностью, типа, можем ещё господа, да-с. Но основную кассу делали юные гимназисты, которые, как известно, любят глазами, а думают чем угодно, но только не головой. 

Кроме основного занятия была у милейшего Вениамина Вацлавовича ещё одна страсть. Он писал. Писал о том, что видел и слышал вокруг себя, не забывая добавить и фантазии. В результате ситцевые простыни превращались в шёлковые, мятые клиентские ассигнации — в полновесные золотые дублоны и цехины. Или ауреи, если автор принимался описывать разврат времён римских императоров.

Писатель гордился своей плодовитостью, на стене рабочего кабинета висел у него дагерротип, на коем хозяин заведения был запечатлён с изрядной стопой своих литературных трудов. Мечтой всей жизни было для него догнать по числу написанных романов одесскую конкурентку, писавшую под псевдонимом Мамаша Даша бесконечные истории про всяческие преступления и расследование оных.  Соревнование господин Милославский проигрывал, подозревал конкурентку в нечестной игре и использовании чужого труда, но не сдавался.

— Нудно, уныло и однообразно, как обслуживание его шлюх, — отозвался в кругу друзей о работах Вениамина Вацлавовича всё тот же мичман Пустошкин.

Впрочем, был у почтенного автора и постоянный читатель, можно сказать, поклонник, на стол которого труды писателя доставлялись ежедневно. Артурский полицмейстер отчего-то почитал их докладами и любил полистать перед сном.

Во владения господина Милославского и устремился генерал Стессель в поисках утраченного душевного равновесия. Он не стал ломиться через центральный вход — к чему? У него, постоянного и уважаемого клиента, был ключ от боковой двери. Согласитесь, комендант крепости в компании гимназистов-старшекурсников, теснящихся в общей прихожей, смотрелся бы не слишком уместно. Какой-нибудь щелкопёр мог бы из такого пустяка и скандальчик раздуть на целый газетный разворот. Ни к чему это в сражающейся крепости, будет отвлекать защитников от дел важных и государственных.

По удобной, покрытой толстым ковром лестнице поднялся генерал в приёмную «не для всех», не чинясь, проследовал к столику с напитками, плеснул себе бокал шустовского и со счастливым вздохом опустился в мягкое кресло.

— Здравия желаю, господин генерал, — кивнул ему сидящий у другой стены мужчина и отсалютовал бокалом красного вина. — Нелёгкий денёк, нэ?  

Вместо ответа Анатолий Михайлович бросил на столик фуражку и вытер лысину большим клетчатым носовым.

— Понимаю-понимаю, как не понять? Война, жена, наместник — вай, то есть, вах! И один на один тяжело, а они сразу, — собеседник покачал головой, достал из кармана черкески портсигар и протянул Стесселю:

— Угощайтесь, дорогой Анатолий Михайлович, турецкие, родич из Шемаха присылает.

Сложилась классическая ситуация, которую народная мудрость отлила в чеканной фразе:

— Штирлиц знал наверняка. Проблема заключалась в том, что Наверняк не знал Штирлица.

— Давайте вашу турецкую… — Стессель замялся, пытаясь вспомнить имя собеседника.

— Князь Леон Гейцати-заде, сверхштатный корреспондент лондонской «Тимес».