Заметки пассажира. 24 вагона с комментариями и рисунками автора

Была еще одна поездка. Давно. Уже настоящая врачебная практика. На вокзале мы все фотографировались. Миша, Вова, еще Вова, Саша. Потом поездом, точнее электричкой, часа три и автобусом тоже три. Видимо, из-за электрички я и не напечатал эту историю в журнале «Саквояж СВ». Какие в электричках СВ? Так мы оказались в городе М. Нас поселили в классе бывшей церковно-приходской школы. Которая, впрочем, работала как нормальная в наше советское тогда время. Туалет на пять дырок. Не могу понять, как это возможно и как должно измениться мироощущение мальчика, а тем более девочки, которые совершают акт дефекации в компании, пускай даже однополой.

Ужас!

Утром настоящий врачебный прием. Вечером выпивали. Закуски навалом из столовой больницы. Оладьи были толщиной в два пальца и площадью в две ладони. Блиноладьи.

На мой день рождения упились вусмерть. Еще несколько дней везде находили оладьи, часто с потушенными в них окурками. А один будущий врач стошнил в титан с питьевой водой. Утром пошли на водопой, сухость же адская. А там…

И вот поступает больной с заглоточным абсцессом. Его решают отправить на вертолете в областной центр. Миша садится в кабину с пилотом, я – в салон с больным. Салон – это нос к носу. Это меньше холодильника. Поднялись. Через пять минут мой больной стал задыхаться. Надо здесь сказать, что по закону каждый врач обязан сделать трахеотомию чем угодно, то есть разрезать трахею или проткнуть в ней дырку гвоздем, чтобы больной задышал. А мне этого набора трахеотомического не дали. А я просил. Я тогда понял, что точно сделал бы ему дырку. Легко. Дырку в горле, чуть ниже адамового яблока. А у меня под рукой нет ничего острого. Я стучу в стекло пилоту и показываю, что надо садиться. Мы садимся в центре гигантской черной пашни. Вытаскиваем больного и кладем его на чернозем. В белом развевающемся халате я бегу к трактору, стоящему далеко. Бегу и ору: «Нож, дайте мне нож!» Два тракториста, только что разлившие по полстакана и подносившие их ко рту, застыли как мумии и молча, без вопросов, дали мне перочинный нож. Я бегу, падая, обратно. В белом халате по черной земле с ножом. Не добежав, я понял, что опоздал. «Все, труп…» – это Миша. Загружаем труп в салон и обратно летим уже с трупом. На вскрытие я не пошел. Это был мой первый труп. Все говорили, что человек этот был полное дерьмо и все даже рады его смерти. Даже мать. А мне его было жаль. Это же надо умудриться так бездарно прожить свою жизнь, чтобы о тебе никто не жалел. И умереть от заглоточного абсцесса, возникшего после выпитого ковша холодной воды в жару, после дикого перепоя.

Прицеп 2

Была еще одна поездка. Недавно. В Воронеже у меня должна была открыться персональная выставка. Горшков ее организовал. Настроение было гадкое, черное. Все, казалось, рушилось. В общем, полный пиздец. Не могу подобрать другого слова. У сына настроение было еще хуже. Я спросил: «Антон, а не хочешь поехать со мной в Воронеж? Возьмем СВ на двоих…» Просто так спросил, без надежды на согласие. А он вдруг: «Поехали…» Я не поверил своим ушам. И даже когда билеты взял, не верил, что вечером он к поезду придет. Пришел, не опоздал.

Мы сели в поезд Москва – Воронеж, хрен догонишь. Бросили нехитрые вещи и пошли в вагон-ресторан. А там даже скатерти. И мы заказали водку в графине, селедочку и два бифштекса с яйцом. Классика! Мы говорили, точнее – говорил я. Это был вообще единственный раз в моей жизни, когда я выпивал со своим сыном вдвоем. Именно вдвоем! Думаю, это была одна из самых счастливых моих поездок. Черная полоса ушла, а поездка эта осталась. Очень светлая.