Тема предательства, казалось бы, остро стоит в разведках всех стран. Из России выехала толпа граждан, которые, надеясь предать соотечественников, внести их в подрасстрельные и проскрипционные списки, рассчитывают словить удачу американской или британской почве. Но это только им так кажется. Найти покупателей на что-то неконкретное крайне сложно. Возможно, можно найти покупателей на пачку сверхсекретных чертежей сверхнового самолёта. Или технологическую карту производства нового сверхмощного взрывчатого вещества. Или на план расположения строящихся сверхсекретных объектов. Но и это речь пойдёт вовсе не о миллионах гипотетических долларов, а о десятках тысяч. Может, сотнях. Почему? Две составляющие. Первая – элементарное жлобство, глупость, недальновидность, желание выслужиться перед собственным начальством, выказывая заботу о деньгах каких-то там налогоплательщиков, которых на самом деле никто никогда нигде ни во что не ставит. Вторая – надменная уверенность, что эти папуасы (русские, китайцы, персы, индусы) всё равно ничего путного разработать не могут, платить за их каракули и куцые технические мыслишки такие деньги нет смысла, лучше дать их своим инженерам (которые, по смешному стечению обстоятельств, скорее всего тоже будут этническими русскими, китайцами, индусами и персами). Как горько шутят сами американцы: что такое первоклассный американский университет? – это место, где русские профессора учат юных китайцев и индусов.
Один старый советский еврей, эмигрировавший из СССР ещё в конце 1970-х годов, рассказывал, как в 1980-е годы он устраивался на работу в ЦРУ. Ясное дело, не шпионом-нелегалом и не оперативником, чтоб по приезду в консульство в родной Ленинград закладывать жучки в машины главных инженеров закрытых НИИ. Нет, его хотели нанять мелким клерком-аналитиком в какой-то отдел, изучавший какие-то технические аспекты советской оборонной промышленности. И хотя дядька знал дело до тонкостей, и был со степенью, и большой дока во всем, что прямо или косвенно было связано с его темой, и понимал место его технологии во всём производственном процессе и плановом хозяйстве СССР, и прошёл все проверки на благонадёжность, – в университет к его начальству оперативники ездили, коллег и соседей опрашивали, – как результат его не взяли. Почему? Потому что он родился в СССР, и был хоть уже и гражданин США, но всё ж не свой с рождения, а натурализованный. Специалисты из ЦРУ, которые хотели его взять, плакали от расстройства, но политический идиотизм и предрассудки своего начальства перешибить не могли. Место так и осталось вакантным.
Мне доводилось в Америке встречаться с кой-какими крупнокалиберными советологами и русоведами – с Фредериком Старром, с Полом Грегори, с Дэниелом Ергином, попадались даже такие клоуны как Брюс Мизамор, бывший финдиректор ЮКОСа. При всём их неплохом знании российской фактуры у них был маленький такой недостаток – они абсолютно не понимали, как при этом всё в России работает. Я встречал американцев, работавших в нефтяной отрасли и много лет проживших в России, бегло и хорошо говоривших по-русски, и при этом тоже мало что понимающих в реальном устройстве российской жизни. Разумеется, мне это было нестерпимо и я не жалел сил, чтоб их учить, после чего они начинали от меня прятаться. Им такая правда не нравилась, они хотели другую, понятную им и приятную правду.