Русская аристократия ещё могла быть кое-как вписана в светские компании, но ведь государя-императора, самодержца российского, ближайшего кровного родственника правящего дома Британии, не приняли со всеми домочадцами. Хотя и Романовы, и Виндзоры – это расцвеченные ветви единой немецкие династии, одна из которых по-настоящему назывались Гольштейн-Готторпами, а вторая Саксен-Кобург-Готами. На самом деле, линии правящих домов Европы для знатоков истории дико забавны и смешны – неизвестно, кто чьим биологическим ребёнком был на самом деле, кто впрыскивал струю свежей крови к таким реальным – буквально физическим – уродам как Габсбурги, или разбавлял наследственные смертельно опасные генетические заболевания, такие как гемофилия, которой наградила Романовых Ганноверская династия, к которой принадлежала королева Виктория. Её внучка – жена Николая Второго, а наследник российского престола царевич Алексей был, по уровню тогдашней медицины, не жилец – с гемофилией редко доживали до 30 лет. И тут англичанка нагадила.
Барон Евгений Лебедев, надо полагать, замечательный сорокалетний мужчина, совладелец пары английских газет средней руки, и такого же калибра меценат. Возможно, он бы и хотел дать, как Лён Блаватник, двести миллионов долларов на реконструкцию музейной какой-нибудь институции, но у него, очевидно, нет таких средств. Его драчливый отец, бывший советский шпион и бывший картофельный магнат Александр Лебедев, известный нанесением побоев психически проблемному и разорённому Сергею Полонскому, очень старался впрыснуть своё семя в малофертильный монолит английских лордов. Пока получилось побрызгать лишь на поверхность, получив для сына изощрённо-издевательский титул барона Сибирского. И ещё барона из Хэмптона в лондонском Ричмонде-на-Темзе, что в московском бы переложении звучало как барон Капотненский из района Выхино-Жулебино. У Бориса Джонсона, который хлопотал о Лебедевых, и у королевских чиновников и в самом деле есть чувство юмора. Как-то мне довелось слушать доклад в Лондоне одного российского стратегического теоретика Владимира Квинта, очень гордого своими достижениями и своей докторской степенью каких-то там наук, а также своей монографией, вышедшей на английском языке; судя по статье в Википедии, вся наука пошла от Квинта. И вот британский ведущий форума представляет русского мыслителя: “Позвольте мне представить вам всемирно известного учёного доктора Квинта. Я всю ночь гуглил, кто он такой, и вот что я прочитал в Википедии…” Но Квинт всё принял, насколько я видел его реакцию, за чистую монету. Англичане большие мастера отстебеться над тщеславием милостивых государей, внушая им иллюзию, что они и в самом деле государи.
Реальная власть и реальные полномочия всё ещё остаются в руках монарха и Тайного совета. Это иллюзия, что что-то там решает британский премьер-министр и его кабинет. На место премьера можно посадить шимпанзе-бонобо, и ничего от этого в политике внутренней и внешней не поменяется, потому что реальная власть в Великобритании у заместителей министров, которые укоренены в своих ведомствах, знают свои ведомства до последних закоулков и при этом связаны паутиной личных связей с коллегами из других государственных и частных структур. Если такая дуроломка как Маргарет Тэтчер, абсолютно уверенная, что она в самом деле начальница, закрывала шахты и приватизировала железные дороги, то эти решения были обдуманы и подготовлены реальными хозяевами Великобритании.
Глава 46. Не гоните на Ротшильдов, не тяните на Рокфеллеров
Конспирологи любят всё объяснять происками и столкновениями интересов двух кланов – Ротшильдов и Рокфеллеров. Всё это на самом деле не так, как прописано в создаваемых для массового сознания реальностях. Я дружил в Хьюстоне с одной дамой из семейства Ротшильдов. Мы подружились на почве любви к балету. Её звали Лиза Уитакер – она носила фамилию мужа. Она была из французской ветви, отец был дипломатом. Родилась на Филиппинах, росла в Индии, в Англии, в США и Австралии. С детства говорила по-французски, по-английски, по-тамильски. Сама выучила русский язык – ей от отца дипломата перепали пластинки с русскими военными песнями, и она по ним учила русский язык. Говорила она по-русски в полном объёме и почти без акцента. Работала она то в благотворительных организациях, в том числе и в Москве, то на госведомства, в том числе на Пентагон, просидела два года в Ираке на базе в качестве оператора доставки гуманитарной помощи, ей это надо было для получения американского гражданства. Жила она безбедно, со вкусом, вела иногда какие-то заседания в Ротари-клубе, обладала большими связями, от которых мне ничего не перепало, как я ни старался. От неё я и услышал про филантропа-уайлдкэттера Лестера Смита, но она меня с ним не познакомила, пришлось самому лезть к нему без мыла, и быть выставленным вон, на свежий, но очень влажный хьюстонский воздух.