Не берусь судить окончательно о врности показаній, содержащихся въ этомъ документ; во всякомъ случа, они очень важны и должны имть прочное фактическое основаніе.
Одно, конечно, врно и не подлежитъ никакому сомннію, именно, что славянофильство развилось у насъ подъ вліяніемъ нмецкой философіи, хотя можетъ быть не исключительно подъ вліяніемъ Гегеля, какъ полагаетъ Чаадаевъ. Фактъ очень извстный. Противники славянофиловъ очень часто ставятъ его имъ въ упрекъ и укоризну. «Вы», — говорятъ они, — «судите о русскомъ народ по нмецкимъ книжкамъ; своей народности, о которой вы столько толкуете, вы не можете понимать иначе какъ посредствомъ нмецкой метафизики». И это — совершенно справедливо; какъ скоро рчь зайдетъ о народ, понимаемомъ не какъ простое скопленіе человческихъ недлимыхъ, то уже по словамъ видно, откуда мы взяли форму для этихъ мыслей. Тутъ непремнно будетъ — органическое цлое и развитіе, самобытность и заемныя формы, народный духъ и его проявленія и др. Однимъ словомъ, мы не можемъ говорить о народ иначе, какъ словами или прямо нмецкими, или переведенными съ нмецкаго, т. е. мы употребляемъ философскія категоріи, выработанныя и разъясненныя нмцами. Своихъ словъ у насъ для этого нтъ.
Мн кажется, рядомъ съ этимъ важнымъ явленіемъ можно поставить другое, точно также сказывающееся весьма сильно. Именно, если о народ мы думаемъ по нмецки, то о государств и о политическихъ событіяхъ мы большею частію думаемъ по французски, а если не по французски, то много-много что по англійски. Французская исторія насъ особенно привлекаетъ; можно безъ преувеличенія сказать, что мы воспитаны на ней несравненно больше, чмъ на своей русской. Яркія картины судебъ великой націи, ея блистательные короли, ея великіе перевороты, жестокая борьба партій высокопарное краснорчіе, кровь и побда, почти невроятныя крайности и увлеченія, ни съ чмъ несравнимая экзальтація — все это живо передъ нашими глазами, все это господствуетъ надъ нашими мыслями. Нужно прибавить къ этому то обаяніе, которое свойственно чужому и прошлому; нужно взять во вниманіе и то, что впечатлніе постоянно подновляется и усиливается чтеніемъ новыхъ книгъ по этой исторіи. Отъ этого происходитъ, что подъ явленія этой исторіи, подъ т формы лицъ и событій, которыя въ ней встрчаются, мы подводимъ вс современные случаи и происшествія. Безпрестанно можно услышать: «да такъ было при Людовик XIV, при Людовик XV!» «Это напоминаетъ 89 годъ!» «Тоже самое случилось въ 92 году!» и т. п.
Такимъ образомъ оказывается, что міръ нашихъ понятій, во многихъ и самыхъ важныхъ своихъ частяхъ, есть міръ наносный и чужой. Чтобы основательно су, дить объ этомъ явленіи, не нужно, однако же, подводить его подъ одну общую точку зрнія. Всего лучше будетъ, если мы съумемъ различать въ данномъ явленіи его органическія части. Подражаніе подражанію рознь. Большая разница, напримръ, между усиліями россійскаго юноши, который стремится перенять манеры и тонъ парижскаго франта, и стараніями другаго юноши, который вздумалъ усвоить себ теоріи и ученія какого нибудь французскаго химика или математика. На сколько первое нелпо, безплодно и уродливо, на столько второе правильно, законно и плодотворно. Слдовательно, въ отношеніи къ заимствованію мы будемъ различать между однми и другими сферами мысли и дятельности. Очевидно, есть сферы, гд подражательность боле законна и другія, гд она мене законна. Именно, чмъ отвлеченне и обще какая нибудь область, тмъ правильне и законне въ ней подражательность; напротивъ, чмъ ближе какая нибудь область къ конкретной, непосредственной жизни, чмъ тсне въ ней сливается форма съ содержаніемъ, тмъ уродливе и незаконне будетъ въ ней подражаніе. Чистыя голыя формы, отъ которыхъ содержаніе нисколько не зависитъ, можно заимствовать съ полнымъ правомъ. Поэтому, философія, разсматриваемая съ формальной стороны, какъ метода, какъ пріемъ мысли, составляетъ такое же общее достояніе, какъ математика!
Никакъ нельзя этого сказать о нашемъ расположеніи понимать политическую жизнь по французскимъ или даже по англійскимъ образцамъ. Формы политической жизни тсно сливаются съ самымъ содержаніемъ, съ историческою индивидуальностію народа, которому они принадлежатъ.