Замерзшие (ЛП)

Офицеры полиции все еще сновали вокруг, не давая мне возможности поговорить с Сид. Я не думаю, что смог бы объяснить даже самому себе, как все можно исправить, но мне нужно было попросить у нее прощения за весь этот беспорядок и дать понять, что я никогда не хотел причинить ей боль.

Я увидел ее на кухне, он шла бок о бок с молодым копом. Он держал руку у нее на плече, и она больше не прикладывала лед. Я сомневался, что ей следовало так быстро избавляться ото льда.

— Сидни!

Пораженный голосом ее отца, я развернулся в сторону гостиной. Что он здесь делает? Секунду спустя в комнату вошел огромный мужчина. Отец Сид напугал меня до смерти, как маленького пацана. Мистер Белл был одним из тех мужчин, кто одевается в отделе Большие-и-Высокие и который одним лишь взглядом может заставить любого парня пуститься наутек. На ходу снимая шерстяные перчатки, он застыл на месте, когда увидел свою дочь. На его лице застыл ужас, но потом щеки покраснели от гнева.

Его взгляд переместился от дочери на меня, и в этот момент я хотел провалиться в чертову дыру. Я был большим гребаным разочарованием. Я не уберег его дочь. Большим засранцем я уже не мог быть.

Минуту спустя к мистеру Беллу метнулась маленькая фигура. Рядом со своим мужем мама Сид выглядела как ребенок. Внешность Сид досталась ей от мамы — густые темные волосы и личико в форме сердца. Однако поразительно голубые глаза она унаследовала от отца.

— Малышка, — воскликнула миссис Белл и чуть не сбила офицера, когда бросилась к дочери. — Боже мой, что случилось? Ты только посмотри на себя! Что произошло?

Сид оставила копа и бросилась навстречу к матери, крепко обнимая ее.

— Кайлер.

Звук моего имени отозвался стальным звоном по спине. Я повернулся к ее отцу, и за этот короткий промежуток Сидни с мамой уже ушли.

Мистер Белл шагнул вперед, и это был один из немногих людей в этом мире, перед кем я чувствовал себя карликом.

— Что, черт возьми, произошло с моей дочерью?

Глава 21

Сидни

Приезд домой принес облегчение, я стояла в теплой спальне, окруженная всеми своими вещами, которые хранились тут с самого детства. Но с тех пор как мы три дня назад вернулись из Хейгерстауна, я пребывала в унынии.

Мне нужно было взбодриться. Через два дня наступит Сочельник, и этот праздник всегда был моим самым любимым — угощенья, семья, подарки.

Но мне было плевать.

Моя спальня была какой-то странной, как капсула времени. Раньше она мне никогда не надоедала, но сейчас? Я хотела разнести комнату кувалдой. Меня сбили с толку разноцветные плюшевые медвежата, которые лежали на кровати у подушек. Я взяла в руки одного из них — белого мне подарил Кайлер на мой одиннадцатый день рождения. В груди резануло болью, и я положила медведя обратно, отвернувшись от кровати. Меня бесили переполненные книжные полки. Мне было наплевать на ленты, которые мама развесила на стене у стола рядом с наградами, полученные в средней школе. Здесь также висели газетные вырезки из «Списка лучших студентов». Я начала было выпрямлять один из загнутых уголков, но остановилась и оставила все как есть. Изогнутый. Несимметричный. Несовершенный.

Отвернувшись от наград, лент и газетных вырезок, я взяла свой старый телефон с кровати и закинула его себе в карман. Спустилась вниз по лестнице и нашла маму на кухне. Папа до сих пор был в офисе. Некоторые вещи неизменны, включая и его поздние рабочие ночи.

По всему нижнему этажу распространялся аромат яблочного пирога с корицей — мой любимый.

Мама оторвала увлеченный взгляд от журнала, когда я плюхнулась на стул напротив нее.

— Ваша встреча с Андреа все еще в силе?

Опершись локтями о стол, я улеглась подбородком в ладони.

— Ага, она едет из Фредерика и заедет за мной. Мы собираемся поужинать. И у меня чувство, что после она поедет к Таннеру, который живет в Смитсбурге.

— Хорошо, — подмигнула мама, — я на вас с папой не готовила как раз.

— Как мило.

Она рассмеялась и перевернула страницу.

— Твоя губа больше тебя не беспокоит?

— Нет, она в норме. — И это было практически правдой. Остался только небольшой порез у уголка, и подбородок больше не болел. — Надеюсь, ты не очень переживаешь об этом.

— Конечно, я переживаю. Через что ты прошла? — Она глубоко вздохнула и закрыла журнал. Подняв взгляд, она впилась в меня своими темными глазами. — Дорогая, я...

— Я правда не хочу говорить об этом. — Я выпрямила руки на кухонном столе. — Я в порядке. Все закончилось. Все в прошлом.

— До того, как дело дойдет до суда, — осторожно напомнила она.

— Он мог бы признать свою вину, и тогда мне бы не пришлось давать против него показания. — И Господи, я надеялась, что так и будет. — В любом случае, если будет нужно, то я так и сделаю.

Мама ничего не ответила и просто пристально смотрела на меня. Я вздохнула и откинулась назад, зная, что она хочет сказать мне что-то, чего я не хочу слушать. Она посмотрела на меня своим коронным взглядом от мамы:

— Дорогая, — начала она, и мои подозрения подтвердились, — я разговаривала с миссис Бэнкс о случившемся. Ты знаешь ее, она школьный психолог.

О. Дорогой. Бог.