Нащокина Вера Александровна (около 1811-1900)
Существует предание, что Петр Петрович Петух списан Гоголем с Н[ащоки]на.
По смерти Пушкина, Н[ащоки]н переехал жить в Москву[14]. Тут уже пошла не радужная сторона его жизни, но он не унывал и вел почти ту же жизнь, что и в Петербурге. Он ездил почти ежедневно в Английский клуб, выписал себе из Парижа дорогой кий, хранившийся всегда под сбережением маркера, и продолжал мотать деньги, ссужая встречного и поперечного. Иногда, в критические минуты, ему вдруг то падали наследства от какого-нибудь дальнего родственника, то уплачивал ему кто-нибудь старый карточный должок и т. д. Но все эти неожиданности скоро исчезали. Своей роскошной жизни он не покидал и понемногу стал распродавать свои богатые коллекции: монеты, картины, фарфор, бронзу и т. д. Между замечательными редкостями, находившимися в его квартире, был один двухэтажный стеклянный домик аршина два длины, каждая отдельная часть и украшения которого были им заказаны за границей - в Вене, Париже и Лондоне. На этот домик, стоивший ему до сорока тысяч рублей, съезжалось любоваться все лучшее тогда петербургское общество. Домик этот был потом заложен и перезаложен в Москве за двенадцать или тринадцать тысяч и теперь неизвестно у кого находится как редкая, трудно сбываемая игрушка[15]. Домик был продолговатый, правильный четырехугольник, обрамленный богемскими зеркальными стеклами, и образовывал два отделения, верхнее и нижнее. В верхнем помещалась сплошная танцевальная зала со столом посередине, сервированным на шестьдесят кувертов. По четырем углам залы поставлены были четыре стола и бронзовые канделябры на малахитовых подстоях; на потолке, вылепленном в мавританском стиле, висели три серебряные люстры, каждая по пятидесяти свечей. В одном углу стоял рояль, в другом - арфа; первый был работы Вирта, вторая - Эрара. На первом жена владельца играла небольшие пьесы, употребляя для ударов по клавишам вязальные спицы. В зале помещались ломберные столы с картами, были даже щеточки и мелки для карточной игры. Вся зала была украшена тропическими растениями, так искусно сделанными в Париже, что, казалось, эти растения были живыми. Нижний этаж представлял жилые покои и был наполнен всем, что только требовалось для какого-нибудь царственного жилища. Заказывая эту игрушку и долго обдумывая её, Н[ащоки]н не позабыл ни малейшей безделицы богатого домашнего быта.
В этих жилых покоях, стены которых были то мраморные, то покрытые разноцветным штофом, были и микроскопические картины, писанные масляными красками, и пианино с нотами, и полная миниатюрная библиотека, и целый арсенал оружия, ящик с пистолетами Лепажа, сигары, бильярд и т. д. И все эти лилипутные вещи - серебряные столовые тарелки и блюда, сделанные отдельно замечательными художниками, - должны им были стоить большого труда и терпения, начиная от рояли, фортепиано и до библиотеки. Для напечатания только одних заглавий книг, необходимо было придумывать такой мелкий шрифт, который можно видеть только на наших ассигнациях. Паркет в обоих этажах был мозаичный. Сводчатый подвал под домиком вмешал погреб, в котором в открытых ящиках хранились всевозможные дорогие вина, укупоренные заграницей.
Не забыта ни одна мелочь, даже восковая свечка, приготовленная для зажигания канделябр. В одной из комнат сидят пестро одетые дамы, а в дверях - фигура военного, «времен очаковских», хозяйка приветствует его рукой. В другой комнате хозяин и гость кушают кофе; в бильярдной идет игра, все фигуры одеты в надлежащие того времени костюмы. Жизнь старого русского дома искусно схвачена в целом ряде моментов.
Разорившись Н[ащоки]н заложил курьезную модель своего московского дома нотариусу Пирогову: последний рассчитывал с хорошим барышом продать её чуть ли не в казну, как большую редкость. Покупка не состоялась, и модель долго не продавалась у известного в Москве в пятидесятых годах антиквария Волкова. Эта старинная барская редкость несколько лет тому назад была выставлена на ремесленной выставке и затем продавалась с аукциона.
Говоря о причудных игрушках доброго старого времени, мы не можем не упомянуть о другом таком же миниатюрном домике, который назначался для поднесения императору Петру Великому.
В Утрехте в начале XVIII столетия жил богатый негоциант Брандт, посвятивший себя искусству, для которого нет настоящего имени, но которое можно назвать миниатюрной механикою. Он достиг в этом такого совершенства, что все его работы ценились очень высоко. Когда Петр Великий приехал в Амстердам, Брандт находился в этом городе. Государь, увидев работы его, удивился терпению и искусству, с какими они сделаны. «Дорого бы я дал, чтоб иметь у себя какую-нибудь особенно отличную работу Брандта», - сказал однажды государь. Брандт, узнав об этом, решился сделать для государя миниатюрный голландский домик со всем убранством, мебелью и домашними принадлежностями. Он работал не отрываясь только двадцать пять лет. И что это была за прелесть! Что за чудо!