— О тебе, — отвечает он шепотом. Потом откашливается и тянется ко мне. Мы не часто касаемся друг друга, но сейчас я не могу ему ни в чем отказать. Возможно, я больше никогда не смогу ему ни в чем отказывать. Я наклоняюсь вперед и позволяю ему прикоснуться к моим щекам, носу, голове. Я понимаю, что так он пытается запомнить меня, вбирая каждую линию, плоскость, тень и пустоту.
— Почему? — спрашиваю я, вспоминая, что в последнее время он часто бросал на меня пристальные взгляды. И каждый раз он плохо себя чувствовал, но мы все равно желали друг другу спокойной ночи и расходились.
— Я не был уверен, — бормочет он, — был ли это просто сон или…
Он хотел попрощаться.
Осознание бьет меня в грудь как удар копыта. Какая-то часть его знала, что это может произойти. Он знал, чего нужно остерегаться, и знал, когда обратиться за помощью.
Я видел его, когда он был на пороге смерти. Я сидел с ним, ожидая, что ему станет лучше. Но я никогда не сидел с ним ради того чтобы просто поговорить. Я всегда сидел рядом, беспомощно наблюдая, как ему становится все хуже и хуже. Это совершенно разные вещи.
Я беру его за руку, которую он прижал к моей щеке. Его кожа такая теплая, хотя ему дали жаропонижающее зелье. Леголас пробыл здесь всего два дня, и ему не стало лучше. Ему придется пробыть тут дольше, чтобы выздороветь.
Я крепко сжимаю его руку и опускаю ее на матрас. Он устало закрывает глаза, и слышано только его хриплое дыхание. Он ерзает на кровати, пытаясь найти удобное положение.
Я не могу сделать так, чтобы ему стало лучше.
Я не знаю, что делать.
Я даже не знаю, хочет ли он, чтобы я был здесь.
Но когда одеяло соскальзывает с его плеча во время его беспокойного метания, я подтягиваю его обратно. Леголас слегка приоткрывает глаза и благодарно улыбается.
И когда его голова опускается во сне, и он продолжает трястись, я знаю, что нужно встать со стула и сесть рядом с ним на кровати, подставив ему плечо. Он кладет на него голову и тяжело опирается на меня, пока не засыпает.
Когда целители возвращаются и будят его, чтобы он снова откашлялся и выпил зелье, я глажу его по спине, придерживаю чашу у его губ. И когда целители снова оставляют его отдыхать, я сижу рядом, подставив плечо. Леголас наклоняется ко мне, и мы оба знаем, что я останусь. Мы все переживем.
***
Сидеть с больным человеком одновременно и скучно и нервно.
Долгое время Леголас отдыхает спокойно, и я тоже. Но вскоре он начинает ерзать, и это означает, что у него снова поднялась температура. Леголас дрожит, стонет и тихо бормочет. Снова приходят целители с зельями и прохладными тканями и приказывают ему проснуться, выпить лекарство и покашлять. Когда они заканчивают, то оставляют его измученным и истощенным, а я снова занимаю место рядом. И он снова засыпает.
И мы снова ждем худшего. И все повторяется снова и снова. И снова.
Но я не ухожу.
***
Пока я с Леголасом, Галион всегда маячит рядом, стоя в коридоре и ожидая приказов. За последние пару дней он привык приносить мне пачку документов с отчетами.
Я научился объединять требования внешнего мира с моими обязательствами перед больным сыном. Главное — научиться лучше разделять обязанности, в конце концов, у меня множество компетентных министров. Но мне пришлось научиться ставить подпись левой рукой, потому что правой я поддерживаю Леголаса.
Он по-прежнему истощен и крепко спит, но наконец температура начала спадать. Целители говорят, что он еще некоторое время будет чувствовать себя усталым и слабым, а потом неделями ему будет тяжело дышать. Ему нужно будет больше отдыхать, прежде чем он выздоровеет полностью. Но ему становится лучше, и я так рад этому.
Леголас слегка шевелиться, но снова со вздохом успокаивается. Я смотрю на него и весело качаю головой, прежде чем вернуться к работе.
Я был настолько доволен что моему сыну лучше, что дал Галиону и военному министру инструкции, что делать с ожидающими рассмотрения дисциплинарными наказаниями Леголаса. И теперь результат их старания вижу в отчете.
Леголас Гринлиф (капитан) — виновен по обвинению в уходе с поста. Виновен по обвинению в воспрепятствовании выполнения задания. Приговор: отстранение от исполнения обязанностей должен отбывать одновременно с обязательным постельным режимом до полного выздоровления. Может вернуться к своим обязанностям только после одобрения целителей.
— Тебе следовало полностью отказаться от обвинений, — раздался хриплый шепот. Я понимаю, что Леголас не спит и, по-видимому, читает мои бумаги, положив голову мне на правое плечо.
— Я думаю, что это справедливый компромисс, — строго говорю я, пряча улыбку. — Ты выиграл петицию по приговору. Но ты виноват.
— Я ушел по уважительным причинам.
— Это не меняет факта, что ты сбежал.
— Но я действовал из лучших побуждений.
— Это ты так говоришь, принц, — говорю я ему. — Ты хочешь сказать, что готов отправиться в битву ранеными и рисковать своей жизнью ради своей земли и своих товарищей, однако споришь о нескольких строках на бумаге, в которых говориться чистая правда: что ты непослушный?
Он задумчиво молчит пару минут.
— Да.