Залы моего дома (ЛП)

— Я тебе ничего не обещаю, — рявкнул я ему. — Тебе мы ничего не должны, и ты примешь заслуженное наказание. И мы не будем рисковать своими воинами напрасно ради твоей семьи, помни об этом.

Я отвернулся от него, понимая, что никогда не захочу больше видеть его лицо.

— Что касается этого заключенного, — начал я, обращаясь к стражникам. Слова «Казнить его» вертелись у меня на языке, но вместо этого я сказал: — Если отец жив, то и он будет жить. А пока оставьте его в здесь. Держите его в камере, пока я не решу что с ним делать.

***

Я целыми днями управлял королевством, хотя опасения повторного нападения, к счастью, оказались бесплодными. Ночью я сидел с отцом и старался облегчить его мучения. Я умолял его бороться за жизнь, и он выжил.

Противоядие дровосека оказалось верным как его внучки, так и для короля.

Я не мог смотреть на девочку, когда проходил мимо ее постели в целебных залах. Она потеряла руку из-за плохого кровообращения и сгнившей плоти вызванной ядом. И именно это больше всего терзало мою душу.

Я никогда не ожидал, что смогу прожить свою долгую жизнь не совершив грех, но не думал, что причиню боль невинному. Я чувствовал боль ребенка, и это было моим наказанием.

Ее дед никогда не выйдет на свободу, но ребенка вернут ее матери, которую наши воины смогли спасти. Ни старик, ни его соплеменники не оспаривали наказание, хотя и оплакивали его. Я позволил некоторым из друзей навестить его, чтобы попрощаться. Совершенное им преступление не могло остаться безнаказанным, и он должен радоваться, что его не убили сразу.

Старику следовало прямо сказать моему отцу о нападении на их деревню, а не прибегать к таким кардинальным методам. Это была вопиющая ошибка, и она погубила его.

Дни слились воедино, когда мы вернулись к некоторому подобию нормальной жизни. Я сидел на утренних собраниях Совета, а помощник отца Галион, на завтрак пихал мне в руку лембас, иначе я забывал поесть, пока не вспоминал об этом перед сном. В течение дня министры постоянно обращались ко мне по множеству вопросов, которые требовали решения короля.

Чтобы наш народ не думал о своей безопасности и моей компетентности, я согласился также принимать аудиенции в течение нескольких очень коротких часов каждый день, чтобы они могли убедиться, что линия преемственности цела, и королевство в хороших руках. Я принимал их жалобы и просьбы, а потом просматривал их по ночам вместе с огромной кипой свитков, в которых были отчеты разведки, информация о передвижении наших войск, послания с других территорий, личная переписка, цифры об урожае сельскохозяйственных культур, и многое другое.

Чем лучше становилось моему отцу, тем меньше мне позволяли с ним посидеть, и больше документов давали. Иногда я изнеможении засыпал на маленьком диване у его кровати.

Когда он просыпался, меня уже не было. А когда я приходил поздно ночью, он уже крепко спал.

Однажды я пришел к его постели и обнаружил диван, на котором я спал несколько недель, застеленный постельным бельем из моих собственных покоев, а не скромными подушками и тонкими одеялами из целебных залов. И это могли сделать только по приказу моего отца. Значит ему становилось лучше.

Когда Трандуилу надоело, что мы никак не могли побыть наедине, он взял дело в свои руки.

Я уже засыпал, когда почувствовал, как кто-то похлопал меня по щеке.

— Отец, — приветствовал я его с улыбкой. Я улыбался впервые с тех пор, как меня забрали с восточного аванпоста с новостями о том, что мой отец тяжело ранен.

— Леголас, — сказал он, хриплым голосом. Отец явно был далеко не здоров, но поправлялся. И это знание согревало мое сердце, и я наконец мог во всем признаться ему.

— Они тебе все рассказали? — тихо спросил я. — Тебе сообщили о том, что я сделал?

— Ты спас жизнь короля, — сказал он. — Перехитрил убийцу. Организовал спасение похищенных женщин и детей. Управлял королевством во время кризиса и привел все дела в надлежащий порядок. О чем ты говоришь? — спросил он, притворившись глупым.

— Я причинил боль ребенку. Я порезал и отравил ее, и из-за этого она потеряла руку.

— Ясно, — мягко сказал отец.

— Я хочу извиниться, но не сожалею о том, что сделал, — сказал я. — Как я могу одновременно испытывать раскаяние и в то же время быть уверенным в своей правоте? Я не сожалею о том, что она пострадала. Но сожалею о том, что я причинил ей боль. Как можно… — Я опустил взгляд на свои дрожащие руки. — Я всегда знал, что готов умереть за тебя и наш народ. Я также был готов убивать, хотя не понимал, как это запятнает мою душу. Я не ожидал насколько легко будет порезать ее и рисковать ее жизнью, чтобы получить то, что я хочу.

— Ты верил, что дед любит ее достаточно, чтобы спасти, — заметил король. — Ты сделал ставку на то, что она выживет.

— Да, но не было гарантии, что он знает как приготовить противоядие, — ответил я. — Я не знал наверняка, и рискнул ее жизнью, отец. Я должен был рискнуть. Она могла умереть. Я мог убить невиновного.

— Но ты этого не сделал, — сказал мой отец. — Иногда приходиться делать трудный выбор и принимать победы добытые тяжелым трудом.