Залог страсти

Кроме того, он был главой Лордов Конгрегации и уважаемым членом реформатской церкви Шотландии. И заповедь «не пожелай чужого» была для него священной. По большей части он серьезно относился к вере. Даже незаконнорожденный сын был результатом юношеских похождений, задолго до женитьбы. После свадьбы он ни разу не изменил жене. Но Господь уж точно наказал его за юношеские проказы. Жена родила трех дочерей. Если у графа и были слабости, то лишь в отношении своих девочек, Элизабет, Анабеллы и Маргарет. Правда, он всегда хорошо относился и к сыну.

– Я жертвую два сундучка в королевскую сокровищницу, – сказал граф Дун.

– Я никому не поведаю вашу тайну, Ангус Фергюссон, даже без вашего великодушия, – пообещал Морей. – Возможно, вы время от времени будете посылать дары маленькому королю: пони, меч, выкованный специально для него, бархатный камзол. Как когда-то его матери, проклятой королеве, – хитро улыбнулся он.

– С радостью, – согласился Ангус. – И я пошлю дары вашему племяннику, сыну вашего брата Фрэнсису ради Босуэлла. Он наследник своего дяди, как вам известно. А его дядя был моим другом.

Морей кивнул:

– Понимаю. Но больше никогда не произносите его имени в моем присутствии. Не могу простить его за женитьбу на Марии. Он ускорил ее падение.

Ангус молча кивнул. В каком-то смысле он чувствовал себя частично ответственным за поведение королевы. Это его богатство позволило ей иметь все, что она хотела. И она росла в неге и баловстве. Мария была прекрасна и очаровательна. Французский двор обожал ее. Трудно винить ее за убежденность, что все мужчины ослеплены ее молодостью, красотой и манерами. Но шотландцы очень отличались от французов.

Нужно отдать ей должное – она старалась ладить с этими жесткими, холодными лордами, которые ее окружали. Став членами реформатской церкви, шотландские дворяне потеряли радость жизни. Громовые проповеди Джона Нокса, обличавшие грех, и наказания, сулившие адский огонь и проклятия, устрашали их. А епископы Святой Матери-Церкви, имевшие множество любовниц и бастардов, ведущие роскошную жизнь, только отвращали всех своим поведением.

Нокс привык к своей власти, однако не мог воспрепятствовать Марии вернуться из Франции, чтобы править Шотландией. Но Мария, к несчастью, руководствовалась велениями сердца, а не разума. И Ангус считал это величайшей трагедией.

– Пойдемте, – позвал он гостя.

Они вернулись в зал, Морей с благодарностью принял большой кубок доброго вина из погребов графа и, сев у огня, стал пить.

Донал встал у отцовского стула.

– Убедились, что граф невиновен в измене?

– Да, – кивнул Морей.

– Он показал вам золото? – настаивал Донал.

Морей кивнул, но тут же сказал:

– Ни о чем больше не спрашивай, поскольку я поклялся хранить тайну и сохраню.

Он осушил кубок.

Тем временем Анабелла подошла к другому очагу.

– Он удовлетворен? – спросила она мужа. – Сколько всего ты ему показал?

– Только одну маленькую комнату у подножия лестницы за шпалерой. Показать все – означало бы убить чрезмерными знаниями. Ему совершенно ни к чему видеть все сундучки с золотом и драгоценностями. Даже в этой комнате было больше монет, чем он когда-либо видел в жизни. Это убедило его, что я честный человек. Он больше не подозревает меня. Завтра они уедут, и мы сможем жить обычной жизнью.

Ранним утром граф Морей отправился в Йорк, где английская королева Елизавета Тюдор собрала комиссию, чтобы уладить споры между Марией Стюарт, королевой Шотландии, и ее единокровным братом Джеймсом Стюартом. Событие вызвало такой интерес и представляло такую важность для шотландского народа, что новости о происходящем достигли Дуна достаточно быстро. Марии не позволили посещать заседания, что взбесило ее, и многие посчитали это несправедливым. Заседания начались в первых числах октября и возобновились в конце ноября в Вестминстере. Последнее было в Хэмптон-Хорте в середине декабря.

В процессе стало ясно, что поведение Морея, совершившего незаконный переворот, отошло на второй план. На первый вышло убийство лорда Дарнли, хотя в Шотландии дело считалось закрытым.

Неожиданно Джеймс Стюарт официально обвинил свою единокровную сестру в участии в убийстве. И предъявил ее драгоценный серебряный ларец, подаренный королеве в детстве королем Франциском Первым Французским. Внутри оказалась маленькая связка писем, как утверждали, написанных Марией Стюарт и безоговорочно обличавших ее и Джеймса Хепберна, графа Босуэлла, который якобы и совершил убийство. Ранее, за отсутствием доказательств, он был оправдан шотландским судом.

Вся эта информация была предъявлена Елизавете Тюдор. Она лично изучила письма, после чего сказала:

– Могли бы смастерить и более искусную подделку, Сесил! Что за вздор! Не верю ни единому слову! Всякий, в ком есть хоть капля разума, отвергнет подобные доказательства! Дайте Морею пять тысяч фунтов и попросите вернуться в Шотландию к своим обязанностям регента! Я желаю, чтобы он всячески оберегал своего племянника и нашего кузена короля Якова, пока тот не вырастет и не сможет править самостоятельно.

– А Мария Стюарт? – спросил Сесил госпожу.