Залог мира. Далёкий фронт

— Немецкую социал-демократию хотят уничтожить раз и навсегда, — говорил здоровенный детина с бычьей шеей и багровыми щеками. — Коммунисты продали интересы Германии, а теперь хотят укрыться от немецкого народа, слившись с нами, настоящими социал-демократами. Мы этого не допустим!

Зандеру показалось, что он уже слышал где-то этот хриплый, надтреснутый голос и видел эту квадратную физиономию. Он стал приглядываться, но никак не мог вспомнить.

А оратор продолжал:

— Мы не допустим объединения партий. Мы не дадим обмануть себя. А если ослеплённые немцы и попадутся на эту удочку, мы создадим свою собственную партию. Она будет действительно социал-демократической и выступит против бесчинств, которые творятся в советской зоне.

Внимательно оглядев сборище, Зандер отметил, что вокруг оратора сидят такие же хорошо упитанные, прилично одетые люди. Очевидно, это было заседание местного руководства социал-демократической партии. Теперь штурм-банфюрер не сомневался, что уже встречал этого оратора раньше, но где и когда, он так и не мог вспомнить.

— Мы должны требовать, чтобы во всех зонах, а не только в советской, провели земельную реформу, — прозвучал вдруг чей-то осторожный голос.

Оратор даже подскочил. Он закричал, словно в припадке истерики. Но его неистовство никого не удивило. Истерика на трибуне — приём, достаточно популярный среди немецких ораторов-демагогов, заимствованный ими у самого Гитлера.

— Безумец! — кричал оратор на человека, осмелившегося напомнить о земельной реформе. — Тебя обманули! Ты поддался на провокацию!

— Но крестьянам нужна земля, — не унимался тот. — Мы не можем дальше жить по-старому.

— Коммунист! — завопил оратор.

Этот вопль послужил сигналом для присутствующих. Молниеносно началась свалка, в которой со стороны никто ничего не мог понять. Кого-то били, кто-то хрипел на полу, слышались крики и стоны.

Зандер с интересом наблюдал эту сцену. Такая «демократия» была ему по вкусу.

К месту потасовки уже спешил владелец пивной. Подобные побоища, видимо, были здесь явлением обычным — ни тени беспокойства не отразилось на лице хозяина. Он даже усмехнулся, когда оратор, схватив большую вазу, бросил её в человека, ратовавшего за земельную реформу.

Через несколько минут всё было кончено. Окровавленного оппонента и ещё нескольких его единомышленников выволокли из пивной на улицу. Остальные снова заняли свои места.

Когда явилась полиция, о побоище уже забыли. Оратор шепнул несколько слов полицейскому, тот козырнул и важно удалился. Хозяин пивной, улыбаясь, принёс длиннейший счёт. В нём были перечислены все убытки, в том числе и разбитая ваза. Оратор поморщился при виде счёта, но ничего не сказал.

Только теперь вспомнил Зандер, где он видел этого человека. Штурмбанфюрер в первый момент даже глазам своим не поверил.

Убеждённый социал-демократ оказался не кем иным, как бывшим редактором гитлеровской газеты в Дорнау.

В начале войны он ушёл на фронт. И вот этот тип снова вынырнул в Берлине, уже под маской социал-демократа.

«Нашему брату, в общем, недурно живётся здесь», — подумал Зандер.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

На приём к полковнику Чайке неожиданно явился директор авторемонтного завода «Мерседес» Лео Бастерт. Он был одет в чёрный костюм, будто собрался на похороны. Судя по его виду, господин директор пришёл обсудить какие-то важные вопросы.

— Я должен проститься с вами, господин полковник, — торжественно и немного печально заговорил Бастерт. — Сегодня я получил распоряжение от правления фирмы «Мерседес» оставить своё место. Короче говоря, меня просто уволили, но я об этом нисколько не жалею. Я пришёл к вам узнать, кому я должен передать дела, так как в приказе сказано только о моём увольнении и не дано никаких указаний.

Полковник задумался. Он подозревал здесь какой-то подвох: ни с того, ни с сего правление не стало бы удалять Бастерта.

— Каковы же мотивы вашего увольнения?

— Мотивы очень простые. Приказ гласит, будто я нарушил нормальную работу завода и фирма не получает должных прибылей. Правление недовольно мною и не хочет больше меня держать. Что ж, оно вправе увольнять своих служащих.

Бастерт гак старательно защищал право фирмы уволить его, что Чайка ещё больше убедился в справедливости своего подозрения.

— И правление не собирается никого сюда назначить?

— Об этом мне ничего не известно. Сейчас я должен передать дела человеку, которого вы укажете. Ни одного инженера, кроме меня, на заводе не осталось.

Последняя фраза особенно заинтересовала полковника. В ней прозвучала новая нотка.

— А куда же они девались, ваши инженеры? — спросил Чайка.

Бастерт печально покачал головой:

— Все они перешли на службу в другие предприятия.

Не очень-то выгодно работать сейчас на заводе «Мерседес».

— Иными словами, там вовсе не осталось технического руководства? — спросил Чайка. Он уже начинал понимать замысел фирмы.

— К сожалению, это так, — грустно покачал головой Бастерт.

— Хорошо! — решительно сказал полковник. — Я подумаю об этом. Прошу вас зайти ко мне завтра в это же время. А чем же вы теперь думаете заняться, господин Бастерт?