— А я вот один на свете, — мягко улыбаясь, сказал он. — Не завёл ни жены, ни детей. Но, знаете, одиночества не ощущаю. Нет! Товарищей у меня видимо-невидимо! Писем мне много пишут. И всё зовут в МТС вернуться…
— Ну, с этим, наверно, придётся повременить, — сказал полковник.
— Да я знаю. Только ведь мечтать никому не запрещено. И вот думаю я часто о том, как вернусь когда-нибудь домой, а товарищи спросят: что это, мол, ты так долго там задержался? Тогда я скажу им: заканчивал начатое вами, дорогие товарищи. А что, и вправду выиграть войну — это только полдела. Вон сколько работы нам теперь ворочать приходится!
Он замолчал, раскурил трубку, потом встал, включил верхний свет и подошёл к карте района Дорнау. На ней красным карандашом были отмечены сёла, где уже закончился раздел земли.
— Ведь не пустяк, товарищ полковник, — сказал он, указывая на карту. — Теперь у этих немцев, которые получили землю, никакой силой её не отнимешь.
— Да, — сказал Чайка, — далеко не пустяк! Признаться, майор, я тоже частенько думаю о том дне, когда нам с вами разрешат уехать отсюда. Интересно, какой тогда будет Германия, как будет выглядеть город Дорнау, какими станут здешние жители?
Он вопросительно посмотрел на майора и продолжал:
— Вот проведена земельная реформа. От этого первого «удара» уже пошатнулись старые представления о Германии, она уже стала не такой, какой была вчера. Смотрит сама на себя, удивляется и узнать не может. Дальше — расширение полномочий самоуправлений, а затем — создание представительного органа, который объединит и направит усилия всех немцев, стремящихся увидеть свою родину единым демократическим государством.
Перечисляя, полковник энергично загибал на руке пальцы, образуя внушительный кулак. Вдруг все пальцы разом разжались.
— Много ещё у нас впереди работы и в области политики, и в области культуры, и в области народного хозяйства. Зато уж если добьёмся успеха, то это будет означать полное прекращение нашей с вами работы здесь. И вот тогда-то, майор, мы сможем спокойно вернуться в Советский Союз. Вернуться и сказать: задание выполнено, товарищи! Раньше была Германия пугалом для всего мира, а теперь, под животворным влиянием Советского Союза, превратилась она в подлинно миролюбивую страну, стала залогом мира в Европе. Стоит для этого пожить и потрудиться здесь. Честное слово, стоит!
Полковник всё больше и больше оживлялся, и теперь глаза у него стали совсем молодыми. Казалось, он уже отчётливо видит будущее этой большой страны, с которой у советских людей связано столько переживаний.
Он посмотрел на Савченко и улыбнулся.
— Что-то мы с вами, майор, сегодня размечтались, — сказал он. — Вы, как считать, пришли ко мне по делу или просто потолковать? — спросил он по-дружески.
— Дела неотложного у меня нет, — сказал Савченко, — и зашёл я к вам просто поговорить о жизни.
На этом их беседа прервалась, потому что в кабинет быстро вошёл капитан Соколов.
— Разрешите обратиться, товарищ полковник? — задорно сказал он и, не ожидая ответа, продолжал: — Имею честь пригласить вас обоих, товарищи офицеры, в гости. Мы даже представить себе не могли, что способны сделать из обыкновенного офицерского пайка умелые женские руки. Прошу! Хозяйка ждёт.
Соколов был откровенно счастлив. Это чувствовалось в каждом его движении, в каждом слове.
Савченко и Чайка переглянулись. Казалось, что счастье, излучаемое капитаном, коснулось их тоже и заставило зазвучать в душе каждого какую-то ответную радостную струну.
— А галушки будут? — скептически спросил Савченко.
— Теперь всё будет! — уверенно ответил Соколов, и они рассмеялись, сами не зная чему.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
На шахте «Утренняя заря» шла обычная жизнь. Это была одна из немногих в этом районе шахт, где добывался не бурый, а настоящий каменный уголь.
Однажды осенним днём Альфред Ренике, как обычно, отработал свою смену, и клеть подняла его на поверхность. Вместе с ним вышли из лавы и другие рабочие, совершенно чёрные от угольной пыли, только белки глаз и зубы сверкали на их лицах. Ренике вместе со всеми сдал свою лампу, зашёл в душевую, потом переоделся и зашагал домой.
— Глюкауф! — весело приветствовал он свою жену Гертруду.
В небольшой, аккуратно прибранной комнате всё ждало прихода хозяина. Гертруда привычно ответила на приветствие мужа и стала подавать обед, состоявший из сладкого супа и миски картошки.
— Не очень-то роскошно угощаешь ты мужа! — пошутил Ренике.
— Погоди, скоро и этого не будет! — вскипела Гертруда. — Вон в деревнях землю у помещиков забрали и роздали её крестьянам… Кто же теперь будет кормить Германию? Всех нас ждёт голод…
— Постой, постой, кто это тебе сказал?
— Об этом давно говорят. Только я не думала, что это так быстро случится.
Она чуть не плакала. Домашним хозяйкам действительно приходилось туго. Гертруде казалось, что земельная реформа неминуемо приведёт страну к бедствиям. Это убеждение появилось у неё после разговоров с соседкой. Кто пустил такой слух среди шахтёрских жён, неизвестно, но Гертруда была обеспокоена.