Залог мира. Далекий фронт

Генерал колебался, восстанавливая в памяти страницы альбома и прикидывая, сколько могут стоить эти драгоценные марки. Да, коллекция безусловно стоила больше, чем за неё хотел получить Гибсон.

Гость внимательно посмотрел на хозяина. Тот сидел, медленно переворачивая страницы альбома, словно в последний раз любовался своими марками. Лицо его было печально.

Тогда генерал решился. Он аккуратно защёлкнул широкие позолоченные застёжки и положил все три книги одну на другую.

— Нельзя допустить, мистер Гибсон, — сказал генерал, — чтобы такая чудесная коллекция была продана и распылена. Вы знаете, как я ценю и люблю марки. Только чувство коллекционера вынуждает меня принять ваше первое предложение. Мы отдадим эту коллекцию в музей, тогда она не пропадёт для государства. За это государство должно вас вознаградить сохранением заводов.

Сэм Гибсон очень хотел бы увидеть «музей», в котором будет лежать его коллекция, но не сказал об этом. Он кивнул в знак согласия и, вынув из ящика большую карту Германии, расстелил её на столе.

— Я хочу показать вам, где находятся наши заводы, генерал.

— Я это хорошо знаю, мистер Гибсон, — отозвался генерал, не отрывая взгляда от альбомов. — Город Риген, три завода, которые когда-то производили станки. Я этого не забуду.

— Но я бы хотел знать: что именно вы можете сделать?

— Всё, — небрежно ответил генерал. — Завтра эти заводы будут объектом, недостойным бомбардировки. Это равняется прямому запрещению. Завтра на всех картах вокруг этого города появится синее кольцо. Одну карту я прикажу прислать вам.

И он опять принялся рассматривать альбомы. Кто не знал генерала, мог подумать, что он завзятый филателист. Генерал в самом деле был большим знатоком в этой области. Но сейчас он с молниеносной, быстротой вёл сложные подсчёты. Результаты превзошли его ожидания. Завтра генерал продаст эту коллекцию значительно дороже, чем оценил её мистер Гибсон. А какие именно заводы будут бомбить американские и английские самолёты в Германии— это никого не касается. Всё равно все заводы не уничтожишь.

Генерал приветливо распрощался с Сэмом Гибсоном и ушёл вполне удовлетворённый. В каждом деле самое главное — стиль. У генерала были все основания считать стиль их переговоров безупречным.

Гибсон с балкона видел, как от подъезда отошла машина. Он проводил её взглядом.

— Хорошо сделано, — сказал он вслух.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мари-Клэр ещё раз прошлась вдоль шеренги. Всё в ней клокотало от злости, но внешне она оставалась спокойной. Нельзя было даже представить себе, что кто-либо осмелится убежать из лагеря. За такой поступок в Дюбуа-Каре существовало только одно наказание — смерть. Неужели эти советские девушки так мало ценят свою жизнь?

Надсмотрщица по-новому приглядывалась к каждой женщине. Не могло быть, чтобы девушки совершили побег без чьей-либо помощи. Кто-то должен был знать их намерения, кто-то должен был отвлекать внимание часовых. Она пыталась заглянуть каждой женщине в глаза, чтобы заметить хоть тень вины или беспокойства. Но почти все женщины при её приближении опускали глаза, и это ещё больше злило Мари-Клэр. Наконец она остановилась и сказала:

— Ну, доигрались, красавицы? Хотела бы я посмотреть на вас вту минуту, когда их поймают! Можете быть уверены, мы узнаем, кто им помогал. Что же вы молчите? Когда я здесь, вы можете говорить даже громко.

Она снова пробежала глазами по шеренге, стараясь определить впечатление от своих слов. Женщины стояли неподвижно, попрежнему опустив глаза.

— Что же вы молчите? — с трудом сдерживая злобу, повторила она. — Отвечать всё равно придётся за всё. Далеко они не уйдут. Ещё ни один человек не удрал из лагеря Дюбуа-Каре. Эти тоже не святые и не вознеслись на небо. Мы скоро их поймаем. И вы увидите, как они будут висеть. А рядом с ними, безусловно, будет висеть и кое-кто из вас. Джен Кросби, отвечай: кто помогал им бежать?

Джен Кросби вздрогнула, как от удара. Мгновение она стояла неподвижно, широко раскрыв испуганные глаза, потом сказала:

— Мне нечего отвечать. Я ничего об этом не знаю.

— Я так и думала, — издевалась Мари-Клэр, — ни ты, ни твои подруги ничего об этом не знают. А между тем вы сами позволили им удрать, не подумав ни разу обо мне. Обо мне, которая по двадцать раз в день заступается за вас перед капитаном Крамером. Где были б вы все, если бы не я? На виселице. Он уже давно хотел вас всех повесить. Только благодаря мне вы ещё живёте.

— Может, и лучше было бы… — послышался тихий голос с дальнего конца шеренги.

— Кто это сказал? — спросила Мари-Клэр. — Ты, Элиза? Ты, Гильда? Ты, Зося?.. Молчите? Ничего, и это узнаем. Всё тайное становится явным, как сказано в священном писании.

— О боже! Она говорит о священном писании! — вырвалось у Джен Кросби.

Мари-Клэр резко повернула голову:

— Кто это сказал? Ты, Джен Кросби? Я прощаю тебя, потому что ты ещё многого не понимаешь, а у тебя есть хорошие задатки. И я ещё посмотрю, не возьмёшь ли ты когда-нибудь в руки такой хлыстик.

Джен посмотрела на неё с неприкрытым ужасом.

— Никогда в жизни, — тихо сказала она, но Мари-Клэр услышала.