Его рассказ произвёл на актрису неожиданное впечатление. Болер и не подозревал, что её интересуют подобные вещи. Эдит несколько раз переспрашивала писателя, она хотела знать всё до мельчайших подробностей. Вероятно, что-то личное, тесно связанное с рассказом Болера, давно уже волновало её.
— Ну, а что бы вы сделали на месте этого рабочего? — неожиданно спросила она, и вопрос этот показался хозяину просто бестактным. Гримаса неудовольствия отчётливее обозначила морщинки на его лице.
— Не знаю, — раздражённо ответил он. — Я не ответил ему и не знаю, как ответить вам.
Эдит вдруг встала с дивана, на котором так удобно устроилась, и подошла к окну. Несколько секунд она молча рассматривала узоры, разрисованные морозом на стекле, потом повернулась и сказала:
— Жаль!.. А я тоже пришла к вам за советом.
— За советом? — встревожился Болер.
— Да, именно за советом. Мне сегодня позвонили из комендатуры… Вы, конечно, слышали, что здесь, в Дорнау, на днях открывается театр. У них в репертуаре пока только «Эмилия Галотти», но труппа хочет играть что-нибудь совсем новое. Так вот, послезавтра в магистрате жена капитана Соколова прочтёт нескольким актёрам советскую пьесу. Капитан пригласил послушать и меня. Я ничего ему не ответила, а сейчас не знаю, идти мне или нет. Что вы посоветуете?
Болер вскочил с места:
— Сговорились вы, что ли, советоваться со мной?! Не знаю я, ничего не знаю! И никаких советов давать не буду!
— Жаль, — тихо произнесла Эдит, — а я так надеялась услышать от вас дружеское слово.
Болеру стало стыдно. Он задумался и вдруг, найдя выход, порывисто поднял голову.
— Что ж, — сказал он, — вы можете пойти и послу-, шать пьесу. Это вас ни к чему не обязывает. Принудить вас никто не сможет. Зато вы будете иметь представление о том, чего от вас хотят. Кстати, представляю себе, какое это искусство — сплошная политика…
Эдит Гартман кивнула головой. Она и сама так рассуждала, но хотела получить поддержку со стороны.
— Удивительное дело! — после небольшой паузы вдруг заговорил Болер. — Как это случилось, понять трудно, но теперь никто не живёт здесь по-старому. Не знаю даже — хорошо это или дурно.
— Я всё думаю о том рабочем на мосту, — тихо сказала Эдит. — Как, по-вашему, что он решил?
— Завтра он будет директором, — твёрдо ответил Болер.
— Вы уверены в этом?
— Да.
— Значит, и мне надо завтра идти слушать пьесу. Это, собственно, и есть ответ на мой вопрос, дорогой Болер.
Писатель понял, что Эдит права. Он сердито фыркнул и сказал:
— Вам совсем не обязательно следовать его примеру.
— Я не знаю, станет ли он директором. Для меня важно, что вы мысленно посоветовали ему это.
Старик ничего не ответил.
Вскоре Эдит простилась. Проводив её, Болер уселся в кресло и долго думал об этом разговоре. Интересно, очень интересно, как поступит Эдит Гартман…
В передней опять раздался звонок, и в комнате появился Макс Дальгов. Однако сейчас это посещение уже не доставило Болеру никакого удовольствия. Где-то в глубине души он чувствовал, что все проблемы, которые теперь требовали от него неотложного решения, связаны с деятельностью Макса Дальгова.
А Макс, бодрый и оживлённый, сразу начал рассказывать о том, как в Мюнхене американские оккупационные власти запретили продажу «Краткого курса истории ВКП(б)», недавно переведённого на немецкий язык.
— Вы понимаете, они даже истории боятся! — торжествовал Макс, и это замечание неожиданно вызвало Болера на спор.
— Ничего они не боятся! — сердито возразил он.
— Они боятся каждого слова правды, — настаивал Макс.
— Правды? — прищурился Болер. — А скажите, если я напишу о нашей оккупационной зоне одну только правду, согласитесь вы напечатать мою книгу?
— Если вы напишете правду, мы не только напечатаем её, но будем вам ещё очень благодарны.
— Сомневаюсь.
— А я вас заверяю. А вот американцы или англичане никогда не напечатают такой книги.
— Вы плохого мнения о демократии.
— Да, об американской и английской демократии я. безусловно, думаю плохо. Бьюсь об заклад, что за Эльбой никогда не напечатают книгу, в которой будет правдиво рассказано о нашей зоне.
— Вы хотите заставить меня доказать обратное?
— Нет, этого я не имел в виду.
— Напрасный разговор! Никаких книг я писать не буду.
Болер достал шахматы. Но и любимая игра не успокоила его. Макс Дальгов молниеносно выиграл партию. Это ещё больше рассердило писателя: он играл лучше Дальгова и привык выигрывать.
— Вы сегодня невнимательны, маэстро, — пошутил Дальгов.
— Да, — буркнул старик.
Макс поднялся: пора идти домой. Болер не задерживал его.
Макс ушёл, а писатель ещё долго не мог привести мысли в порядок. Больше всего взбудоражил его последний разговор с Дальговым. Неужели кто-нибудь откажется напечатать книгу писателя Болера! Да и американцы и англичане просто из рук вырвут такую вещь! А сколько было бы шуму — Болер о советской зоне оккупации!
О, он многое мог бы порассказать в такой книге!