Но что любопытно: осмысленного злодейства в истории не так уж и много, говорят авторы. Они убедительно демонстрируют, что немалая часть злодеяний, совершенных в веках, осознавалась их участниками как похвальное деяние, как торжество тех или иных моральных, психологических, идеологических, религиозных императивов. Многие неблаговидные, а то и преступные действия представлялись их современникам верными или по крайней мере необходимыми, оправданными требованиями тогдашней эпохи.
От противного авторы доказывают выстраданную человечеством необходимость народовластия, подлинной демократии. В этом — главный положительный заряд главы о власти и властителях.
Историческая память рождается знанием, и, чтобы многое помнить, нужно очень многое знать. Нужно знать все. Историю нужно уважать, у истории надо учиться! Это правда, но правда и то, что извлекать исторические уроки надо умеючи.
Как известно, у Гегеля есть выражение «ирония истории». Ф. Энгельс в письме Вере Засулич писал в этой связи: «Люди, хвалившиеся тем, что
О главном уроке истории четко сказано на XXVII съезде КПСС — это урок правды.
Великий Октябрь, социализм указывают человечеству «маршруты, ведущие в будущее, новые ценности истинно человеческих отношений. Вместо эгоизма — коллективизм. Вместо эксплуатации и угнетения — свобода и равенство. Вместо тирании меньшинства — подлинное народовластие. Вместо стихийной и жестокой игры общественных сил — растущая роль разума и гуманности»[2].
Таким образом, критерий исторического прогресса для марксиста-ленинца — всякое движение следует оценивать с точки зрения того, насколько оно способствует движению вперед человечества в целом.
Костер истории, о котором говорил Ю. Трифонов, не только освещает прошлое, он отбрасывает свои блики и на настоящее и на будущее.
Осмысливание исторического прошлого — занятие нелегкое. Оно не терпит ни кампанейщины, ни руководящих указаний, ни какого-то ритуала. Оценивать прошлое необходимо с чувством исторической ответственности и на основе исторической правды. Книга, которую Вы держите в руках, вносит в решение этой задачи свой посильный вклад.
Страница первая — ГОЛУБАЯ, цвета надежды
СТУЧАВШИЕ В ДВЕРИ БЕССМЕРТИЯ
Не лучше было бы людям, если бы исполнялось все то, чего они желают.
В весенний месяц нишан, во второй день новой луны царь царей, повелитель Вселенной, властелин всех персов Ксеркс пожелал устроить смотр своему великому войску. Когда быстроногие гонцы разнесли эту весть по всем городам и крепостям, где стояли гарнизоны непобедимого персидского войска, многие возликовали, но еще больше было тех, кто опечалился.
Те, кто возликовал, думали о будущих великих наградах и почестях для отличившихся, которые сопровождали обычно такие смотры. Те же, кто опечалился, вспоминали страшные казни, которым предавали провинившихся — тех, кому не посчастливилось: либо лопалась подпруга, либо держал неровно копье, либо конь сбивался вдруг с мерной рыси. Но и те, кто опечалился, старались сохранить на лице веселость, дабы не искушать судьбу и не стать легкой добычей вездесущих доносчиков.
И вот настал день, которого нетерпеливо ждали и еще больше боялись столь многие. Великое войско собралось у подножия холма, на котором белел огромный шатер царя, и, когда царь царей Ксеркс вышел из шатра, медный грохот сотряс небо и землю. По сравнению с ним, с этим грохотом, гром, что приносили тучи, шум бурного моря были как шепот, как дуновение ветерка. Это тысячи воинов ударили своими мечами о медные кованые щиты.
Начальник войска, стоявший чуть позади, по правую руку царя, заметил, как тень удовольствия пробежала по лицу повелителя, и это был знак милости. Когда же по мановению царской руки великое войско пришло в движение, показалось, что пришла в движение вся земля — от одного края неба до другого, потому что для тех, кто стоял на холме, не было ни лучника, ни конника, ни щитоносца — была только сверкающая оружием подвижная человеческая масса, и не было такой преграды, такой крепости, страны или войска, которых эта масса не сломала бы и не могла сокрушить. Поэтому гордость и радость, что они причастны такой силе, наполнила сердца людей, стоявших на холме по правую и левую руку царя царей.
Но им не было видно лица Ксеркса. Когда же ему угодно было повернуть к ним свое лицо, они увидели, что повелитель плачет. И души их охватил ужас.
Царь же сказал — и сказал голосом простого человека, а не царя: