Закройте глаза Истине

С мыслями, – хрен редьки не слаще, – я покорно последовал за Катериной.

Перед выходом моя спутница ловко разбросала на составные части пистолеты своих конкурентов, а патроны забрала себе.

– Я тебя очень попрошу, – сказала она, – не делай глупости. От меня еще никто не уходил.

– А ты сказку про Колобок читала? – спросил я, улыбнувшись.

– Про какого еще Колобка? – удивилась женщина.

– Ну, про того, что по сусекам поскребен, по амбарам подметен, – начал я рассказывать сказку.

– Не забивай мою голову ерундой, – резко сказала Катерина и мы вышли из подъезда на улицу.

У подъезда стояли два крутых внедорожника черного цвета и такой же черный длиннющий лимузин. На одном из внедорожников были синие с белой каемкой номера.

– Мой с простыми номерами, – подумал я и не ошибся.

– Меня посадили на заднее сиденье рядом с представительным мужчиной в пальто цвета молочного кофе и такой же мягкой шляпе. Катерина села на переднее место.

– Здравствуйте, коллега, – сказал мне мужчина, – давно хотел познакомиться с вами. Вы не будете против, если мы сейчас проедем в мой институт, и я покажу вам условия вашей будущей работы?

– У меня такое ощущение, что мое заявление о приеме на работу уже лежит в вашем кармане, – попытался я шуткой успокоить себя.

– А вы шутник, – поддержал мою шутку мужчину, – мы тоже работаем с шутками и с прибаутками, но стараемся, чтобы о результатах нашей работы знали немногие. И только те, кому это положено.

Никак я не мог поверить в то, что в нашем региональном центре, удаленном на тысячи километров от столицы, может быть какой-то секретный научный центр, работающий над проблемами, если не отвергаемыми чистой наукой, то не особенно признаваемые ею. То есть, все необъяснимое должно передаваться в этот научный центр, чтобы найти научное объяснение и возможную область применения полученных знаний.

– Интересно, – думал я, – если бы у нас внедрялось все, что придумывают наши Кулибины и что достает наша разведка, то наша страна давно превзошла бы хваленую Японию по всяким штучкам-дрючкам, а ее валовой национальный продукт был бы равен продукту всей Европы. А здесь что-то связано с укреплением царственной власти и организацией им вечной жизни.

Внедорожник, в котором мы ехали, двигался ровно, и его не подбрасывало на неровностях дороги. Какая-то тавтология получается. По неровным дорогам ровно ездят только танки с мягкими подвесками и то на большой скорости. Один каток проваливается в яму, другие катки едут по ровному месту, и ямы вроде бы и нет. Похоже, что и наш «джип» был таким же танком, который вряд ли можно прострелить из крупнокалиберного пулемета.

Мы проехали на аэродром постоянно недостроенного международного аэропорта, на котором молодежь устраивает автомобильные гонки, и подъехали к четырехместному самолету «Сессна», стоявшему в дальнем конце взлетно-посадочной полосы.

– Все-то у нас не наше, – подумал я, – ничего своего нет, даже «Столичная» водка уже не наша, как это у поэта,

Мы летаем в чужих самолетах,

На дорогах чужие авто,

Мы крутились в таких переплетах,

Нам фуфайка привычней пальто.

Похоже, и меня везут в страну фуфаек, в «шарашку», из которой можно сыграть в ящик и кануть в безвестность с шуточками и прибауточками охраны.

Самолетик легко взлетел и стал болтаться в воздухе, как в бурном море лодочка. На таких самолетах нужно летать натощак. То мы сваливаемся в крутую яму и все содержимое желудка можно свободно рассматривать в зеркало заднего вида пилота; то мы возносимся на воздушном потоке вверх, и это содержимое начинает искать выход где-то там внизу чуть пониже пояса.

По моим подсчетам, мы летели где-то около двух часов на восток и прилетели в научный центр, созданный еще при советской власти.

– Что-то мы ничего не создали с того времени, как советской власти не стало, – думал я, – все больше разрушаем да более активно торгуем родиной. Как это говорили раньше: если у человека нечего продавать, то он продает родину.

После посадки самолета еще немного хотелось подпрыгивать, но встречавшая нас машина была большая и комфортабельная. Представительского класса. И не предполагала подпрыгивания в ней.

– Не хотите виски? – спросил мой спутник, открыв дверцу бара с бутылками и бокалами.

Я утвердительно кивнул головой и получил массивный хрустальный стакан с налитой в нее темно-янтарной жидкостью.

– Лед? – спросил меня хозяин. – А я вот добавлю себе, привык, знаете ли. Все-таки цивилизованное потребление виски облагораживает человека, не правда ли? Как наши, налил, хряпнул, хлебушек понюхал и будь здоров, веди меня на расстрел. А тут потихонечку пьешь и ощущаешь тонкость вкуса и благородство напитка…