Закон подлецов

Принадлежность земель к Лесхозу ни следствием, ни в судебном заседании не доказана. К тому же допрос представителя Лесхоза проводила все та же Ганибалова, что является противозаконным. Если ко всему добавить, что и лесничий Новожилов от своей подписи отказался и признался, что замеры проводились негодным для этого прибором, то картина подтасовки документов и доказательств становится очевидной и не вызывающей сомнений.

***

Александре предоставили последнее слово. Саша к нему не готовилась — полагала, что после адвокатов ей добавить будет нечего. Разве что, в который уже раз, произнести: «Я невиновна». Но когда она поднялась в душе Саши всколыхнулось что-то такое, чему сразу и определения не подобрать. Обычные понятия, такие как обида, злость, гнев здесь были неуместны. Чувства, нахлынувшие на Александру, были куда глубже.

Но говорила она совершенно спокойно, выглядела вполне уравновешенной, хотя эти спокойствие и уравновешенность давались ей величайшим усилием и напряжением воли. Первые же произнесенные слова заставили насторожиться не только судью с прокурором, но и адвокатов, и тех подсудимых, что находились сейчас в зарешеченной клетке зала суда, — настолько неожиданным и необычным был этот крик души.

— По милости следствия я целый год находилась в тюрьме, а потом еще больше двух лет — под домашним арестом, — говорила Александра. — И вот теперь, когда у меня есть возможность произнести последнее слово, я хочу задать вопросы вам, господин прокурор, и вам, ваша честь. Господин прокурор, покажите мне в шестидесяти томах уголовного дела хоть одно место, где усматривается моя вина. Прошу вас, скажите мне, где я нарушила закон. Объясните, в чем конкретно моя вина. Каким образом я, целиком и полностью посвятившая себя и все свое время трем моим маленьким детям и моей семье, нарушила Уголовный кодекс? Из материалов видно, что я ни с кем из проходящих по этому делу знакома не была, не встречалась, не общалась, ничего не обсуждала, номеров их телефонов не имела и увидела их впервые только в зале суда. Я не видела и тем более не подписывала никаких документов, я никогда не была в том месте, где находятся эти земельные участки, и земли этой в глаза не видела. Обратного никто доказать не смог. И после всего этого, не имея на то никаких оснований, вы утверждаете, что я виновна?! — Саша гневно взглянула на прокурора, но он, словно предугадав, за мгновение до этого отвел свой взгляд в сторону, чтобы не встречаться глазами с этой молодой женщиной, в бедах которой был повинен.

— А теперь у меня вопрос к вам, ваша честь, — продолжила Лисина, едва переведя дух. — Вы взяли за основу лживые обвинения следователей. Я же не принимала никакого участия в том, что мне инкриминируется. Мне на себе пришлось испытать, что наше судопроизводство, как и само так называемое правосудие, насквозь пропитано ложью, коррупцией, вымогательством. Говоря сейчас о своей полной невиновности, я не собираюсь просить у вас справедливости, поскольку это бесполезно.

Лицо прокурора Медведева давно уже пылало от злобы. А у судьи Дерюгиной, когда она услышала слова Лисиной о правосудии, желваки заходили на скулах, а оплывший второй подбородок весь пошел пятнами.

— Подзащитная, призываю вас к уважению к суду. Вы что, хотите оскорбить правосудие? — строго спросила судья.

Но Сашу ее реплика ничуть не напугала:

— Ну что вы, ваша честь, — совершенно спокойно возразила Александра. — Правосудие я бы не стала оскорблять никогда. Но данный процесс правосудием назвать нельзя. Все, что неправедно и незаконно совершило следствие, все то, что излагалось на этом процессе, изломало многие судьбы. И ответить за это, тем, кто сотворил зло, придется если не на этом свете, то на Высшем суде — точно. Поэтому вам, господин прокурор, и вам, ваша честь, я хочу сказать: за ваши чудовищные злодеяния Бог вам судья.

В этот момент в зале суда раздались аплодисменты. Аплодировали адвокаты Александры Лисиной и всех других подсудимых, аплодировали сами подсудимые. И хотя охранники в зале себе такой вольности позволить не могли, переглядывались они столь многозначительно и с таким явным уважением смотрели на Александру, что и без слов было ясно, какое сильное впечатление произвела на них речь этой хрупкой на вид, но оказавшейся такой бесстрашной женщины. Зная, что от судьи и прокурора зависит вынесенный ей приговор, она не стала с ними заискивать, не стала умолять и выклянчивать снисхождение, не начала, как иные, лживо каяться. Нет, ничего этого не было. Напротив, она неустрашимо обвиняла тех, кто вершил неправедный суд. И в этом была ее сила.

***