Он бежит, летит скоростной машиной, не чувствуя касаний земли. Равнина вокруг, строения впереди — все сливается в серое ничто, оно успокаивает тревогу, стирает сомнения, Джен бежит от чего-то куда-то с одной целью — поступить правильно. И когда приходит сначала удовлетворение, оно сменяется радостью и гордостью за себя, он смог, сумел, сделал то, что нужно, Джен сбавляет темп, равнина снова обретает очертания, монолиты остаются за спиной, а скамейка, на которой Джен оставил пророка, впереди, совсем близко. Джен уже может разглядеть людей, присевших рядом с Джа, они молоды и сутулы, хоть лиц не разглядеть, но Джен чувствует, они — свои. Он переходит на быстрый шаг. Улыбается, неся радостные вести.
— Джа, все хорошо. Можно идти, Джа.
Пророк молчит. Сидит прямо, сложив ладони на коленях, отросшие до неприличия волосы зачесаны назад. Он глядит вперед неподвижно.
— Джа? — схватив за плечи, Джен трясет пророка как деревянную куклу и понимает, что тело в руках слишком твердое, чтобы быть живым.
Джен кричит изо всех сил, шлепает Джа по щекам, но пророка больше нет. И уткнув его тело лбом в свое плечо, Джен сжимает в бесполезных объятьях пустую оболочку, и просит, вымаливает у Джа прощение.
Веки еще сомкнуты, но проснувшееся сознание не обмануть — начался новый день. Джен переворачивается на другой бок, скомканная простыня собралась под плечом грубыми складками, содранное бедро ноет. Просыпаться не хочется совершенно. Джен лежит с закрытыми глазами, уткнувшись носом в подушку. Ему душно и неудобно лежать, и запах вчерашних носков, брошенных как обычно у кровати, почему-то сейчас чувствуется отчетливо, делает воздух в спальне спертым. Невыносимо хочется ссать. И это единственная достаточно веская причина оторвать чугунное тело от постели.
Пол холодный, в щель плотно сдвинутых штор заглядывает серое, хмурое. Джен сомнамбулой плетется к двери, распахивает ее, зевая широко, по-кошачьи.
— Упс, — Савва застыла напротив, в дверях комнаты Джа, растерявшись, что стоит сделать — нырнуть назад, захлопнув дверь перед одним из хозяев дома, или поздороваться.
— Привет, — выдавливает Джен, голос спросонья саднящий, непослушный. — Чего?
— Ничего, просто ты в трусах, — замечает Савва. Сама-то она уже в джинсах и футболке Джа, схваченной узлом в районе пупка.
— Я у себя дома вообще-то, — бурчит Джен.
Уборная справа между комнатами, на расстоянии вытянутой руки. Джен запирается в ней будто в бункере. Умывается холодной водой. Привычка, въевшаяся до рефлекса, требует побриться немедленно, Джен глядит в зеркало на ощетинившийся подбородок и решает пренебречь сегодня бритвой. А может, и завтра. И в ближайшую неделю. Какой толк от старых ритуалов, если жизнь начинается новая?
— Ну что, чувак, — мысленно говорит Джен хмурому отражению. — Ты три года валил невиновных, теперь не удивляйся, что Вселенная швыряет камни под колеса.
Перемены Джен чувствует каждым позвонком. Насильственные, болезненные. Такие перемены накладывают темную пелену, сквозь которую, Джен уже знает, прорываться придется долго и мучительно. Все, что было до, отсечено как сброшенная ракетой ступень. Возможно, дальше лететь легче и быстрее, но ты к полету совершенно не готов. Ты не собирался ничего сбрасывать, тебя заставили. Тебя оторвали. И возмутиться, сделать шаг назад тебе попросту некуда. Джен слишком хорошо помнит прошлый раз, чтобы питать иллюзии. Уходить в крутое пике Джену приходилось дважды — когда он добровольцем встал под ружье, и когда впустил в дом пророчества Джа. Оба раза перемены были вызваны его — Джена — волей, его, верными или нет, но — собственными — решениями. Но то, что происходит сейчас, не похоже на выбор.
То, что происходит сейчас, похоже на смерть Тимки. Потому что, как и тогда, Джен ничего не в силах исправить.
Из кухни вкусно пахнет кофе и сырниками, если Джен правильно помнит их запах. Неплохой бонус от присутствия женщины в доме, с лихвой перекрывает наметившееся табу на перебежки без штанов до туалета. Джен, потягиваясь, спускается с лестницы в гостиную. На всех окнах распахнуты шторы — жалкая попытка заманить в комнату укутанное смогом солнце. Джен поднял с пола маленькую подушку и вернул ее на диван. Похоже, о чем-то спорили, раз подушки летали по комнате.
На кухне плюсы женской компании обнулились — у плиты мельтешит Джа. Судя по посуде в раковине, они с Саввой уже позавтракали, так что сырники он печет специально для Джена.
— Смотрите, кто из комы вышел, — ерничает пророк, жонглируя лопаткой.
Увидев Джена, Савва тянется к кофемашине, в которой уже стоит кружка.
— Капучино, да? — уточняет она прежде чем нажать кнопку запуска. — Если бы не я, он тебе поспать не дал бы.
— Покажи ему! — нетерпеливо требует Джа.
— Дай ты человеку поесть спокойно.
— Покой нам даже не снится, — хмурится Джен, усаживаясь к столу. — Что стряслось?
— Сейчас…
Пока кофемашина тарахтит, выдавливая из себя кофе, Савва роется в смартфоне. Передает его Джену вместе с кружкой. На экране — застопленное видео. Джен делает глоток и снимает Ютуб с паузы.