Закон о тюрьмах

   Далеко-далеко, на дне черной котловины, вздымая облачка пыли, медленно двигался вперед маленький караван торговцев детьми.

   - С вами все в порядке?

   Доброе толстое лицо официантки склонилось над Гаем.

   Он пришел в себя.

   - П-простите, задремал, наверное...

   Кенигсплатц была на месте. Старик в шляпе, влюбленная парочка, голуби, малышня с мячиком - все здесь. Гос-по-ди. Гай подавил приступ тошноты.

   - Принести воды?

   - Д-да, если не трудно...

   Дома все было, как раньше. Не зажигая света, Гай прошелся по гулким пустым комнатам, оглядел пыльные углы. Почти всю мебель забрала Стеф. Ну и Бог с ней. Он проверил ящик письменного стола - кредитки лежали там, где Гай их оставил - в старой рождественской открытке. Опустившись на диванчик в гостиной, Гай вытянул гудящие после короткой прогулки ноги (мышцы отвыкли работать). И незаметно соскользнул в дрему.

   Всю ночь ему снилась Кати.

   Гай вскочил на ноги едва первые солнечные лучи проникли в комнату.

   - Выспишься в поезде, брат, - намыливая щеки у зеркала в ванной, сказал он своему отражению.

   Он замурлыкал под нос какую-то песенку без слов, легкую и радостную, как это ясное утро в начале октября, когда Бог, расщедрившись, вдруг дарит прекрасный и теплый кусочек лета; и Гая вдруг охватило трепетное предчувствие счастья. Все будет хорошо, нет - великолепно, и вдобавок легко и без ненужных затей. Он пешком прогуляется до Главного вокзала, сядет на рейс до Гамбурга, и весь день будет подставлять лицо свежему ветру. На закате он уже будет с Кати. Без малейшего волнения Гай представил беседы с сутенерами и полицией: обещания и угрозы, ложь и мольбы - он на все готов. Он вытащит Кати оттуда. Её только что освободили из тюрьмы, в полицай-комиссариате обязательно найдутся ее координаты!

   - Господи, спасибо, - прошептал Гай огненному шару над горизонтом.

   Он тщательно запер дверь, сбежал вниз по лестнице и, продолжая мурлыкать, почти вприпрыжку направился в сторону вокзала. Над городом плыл далекий серебристый перезвон церковного колокола. Воробьи в облетающей липе у подъезда встретили художника оглушительным чириканьем, и Гай тихо рассмеялся в ответ. Если бы Гай оглянулся, он заметил бы, как из припаркованного напротив его подъезда голубого BMW тенью выскользнул невысокий мужчина в шляпе и сером плаще и, сохраняя дистанцию, двинулся следом.

   Но Гай не оглядывался назад. Он дотопал до банкомата на углу Регентштрассе и Баден-Вюртембергштрассе и, ловко орудуя кредиткой, наполнил свои карманы девятью хрустящими сотнями. В этот момент человечек в сером сделал первую попытку приблизиться к Гаю - он быстро подошел к нему со спины, но отпрянул, заметив на стене багровый глазок видеокамеры.

   Город просыпался. По улице с шуршанием прокатывались редкие машины. Толстый носатый турок с золотой цепью на шее открывал магазинчик, гремя стальными жалюзи. Гай терпеливо дождался, пока тот откроется, купил шоколадный батончик и банку "Пепси", и, не сходя с места, одним глотком её опорожнил. Никакого вина, в жизни больше никакого вина, распевал он про себя, глотая сладкую, обжигающую горло воду. В задницу вино! Серый плащ вынужден был обогнать Гая. Он остановился у светофора, делая вид, что разглядывает лоток с газетами.

   Носатый турок, видя, что Гай не уходит, живо раскладывал на прилавке товар: дешевые копроновые носки, футболки с фотографиями кинозвезд, мухобойки, календарики с голыми девушками, набор цветных карандашей, фарфоровая статуэтка, изображающая пуделя на охоте с надписью BEST IN SHOW, ситечко для заварочного чайника, старинные настольные часы... Среди этого барахла Гай вдруг заметил нечто особенное. Между рамкой для фотографий и брелком в форме сердца лежало бронзовое распятие.

   До попадания в тюрьму Гай не был религиозен. В раннем детстве мама изредка водила его в католическую церковь и научила нескольким коротким молитвам. Начав бриться и пить крепкие напитки, юноша выбросил мамины наставления из головы, но порой, когда приходилось туго, его губы сами беззвучно шептали слова этих коротеньких молитв.

   Тюрьма изменила Гая.

   Он бережно взял тяжелое бронзовое распятие и поднес близко к глазам. Распятие было длиной в ладонь, потускневшее почти до черноты, явно старинное. Страдающее лицо Христа, его впалая грудь и сведенные вместе колени отливали красно-золотистым блеском, отполированные руками прежних владельцев.

   Словно загипнотизированный, Гай извлек из кармана первую попавшуюся бумажку (сотню), уронил в кучу хлама на прилавке, и побрел прочь.

   Турок радостно сверкнул золотыми зубами и спрятал деньги.

   Когда Гай подошел к светофору, по дороге мимо него с шумом пронесся оранжевый ремонтный грузовик, и художник пришел в себя. Он вздрогнул и смущенно огляделся. Никто не смотрел на него. За исключением зевающего продавца журналов и невысокого мужчины в сером плаще, с интересом изучающего позавчерашний номер Deutsche Zeitung, рядом никого не было. Гай спрятал тяжелое распятие в карман и быстро пошел через дорогу к площади.