Закон мутанта

– Зона любит это здание, – сказал Харон, когда мы вошли внутрь. – Холит, лелеет, исторические надписи вон восстановила. Этот горисполком, считай, одна большая аномалия. После аварии тут находилось специализированное предприятие «Комплекс», занималось дезактивацией и радиоактивными отходами. Первые самые сильные артефакты сюда сносили, видимо, поэтому здание Зоне и приглянулось. А с некоторых пор, кроме меня и тех, кто со мной, сюда никто войти не может.

– Почему? – удивился Фыф.

– Уходя, я активировал режим безопасности периметра. И блокировка входа сюда является составляющей этого режима.

– И что будет с теми, кто рискнет войти? – поинтересовался я.

– Я же говорил, это здание – аномалия, – пожал плечами Харон. – Думаю, вон то сырое пятно на полу совсем недавно было одним из рискнувших. Поэтому на всякий случай далеко от меня не отходите.

– Понято, принято, – сказал Фыф, придвигаясь поближе к Харону.

Обстановка внутри горисполкома была советской насквозь. Дешевая, но надежная отделка, лестницы с бронзовыми прутьями для прижатия ковров на случай, если приедет кто-то из больших начальников, на стенах портреты членов правительства СССР того периода, напротив входа гипсовый Ленин в полный рост…

К нему Харон и направился. Подошел, нажал на незаметную панель в стене…

Послышалось приглушенное жужжание, и вождь пролетариата отъехал в сторону, открыв вход в длинный коридор, освещенный все теми же тусклыми «вечными лампочками».

– Ничего себе горисполком, – задумчиво произнес я.

– Здесь помимо горисполкома находился также городской отдел Комитета госбезопасности, – сказал Харон. – Так что ничего удивительного.

И шагнул в полумрак коридора. Мы – за ним.

Все это время Фыф силой мысли деликатно вел Томпсона, который еле переставлял ноги и, судя по мутным глазам, ничего не соображал. Лицо полицейского заострилось, неуловимо став похожим на морду матерого волка, ногти отросли на сантиметр, став толстыми и немного загнутыми вовнутрь. Думаю, если б не Фыф, Джек уже бы бегал по Зоне на четырех лапах в поисках добычи. Но шам, как и обещал, сдерживал мутацию, и, несмотря на внешние изменения, Томпсон все еще оставался человеком. Во всяком случае, мне хотелось в это верить…

Коридор довольно быстро окончился тупиком. Глухой кирпичной стеной. Однако Харона это не смутило.

– Становитесь ближе, – сказал он.

И когда мы все сгрудились возле стены, гигант поочередно нажал на четыре кирпича, ничем не отличающихся от остальных.

Пол под нами дрогнул – и неторопливо поехал вниз. Солидный кусок совершенно сплошной с виду бетонной стяжки без намека на трещины оказался платформой лифта, которая везла нас абсолютно бесшумно.

Даже Фыф впечатлился.

– Годная технология, – сказал он. – Неужели со времен вашего СССР осталась?

– Смотрю, ты поднаторел в нашей истории, – хмыкнул Харон. – Именно, с него. Тогда все на совесть делали. Особенно – для КГБ.

– А что это за КГБ такое загадочное? – поинтересовался шам.

– Серьезная была структура… – отозвался гигант. И больше ничего сказать не успел – лифт остановился.

– Теперь чем быстрее – тем лучше, – проговорил Харон. – За мной.

И пошел вперед по узкому коридору – такому же с виду, как тот, по которому мы пришли к лифту, только намного длиннее. Метров сто пятьдесят мы прошли – и уткнулись в толстенную стальную дверь, от одного вида которой становилось понятно, что пытаться вскрыть ее – занятие совершенно бессмысленное.

Однако рядом с дверью был вмонтирован кондовый кнопочный пульт в толстой бронированной обкладке, на котором Харон уверенно набрал семь цифр, после чего нажал длинную зеленую кнопку внизу.

Дверь отворилась внутрь с легким, еле слышным скрипом, причем очень быстро, словно была картонной. И правда, серьезной структурой был КГБ во времена Советского Союза, если для него монтировали настолько совершенные и безотказные механизмы.

Когда мы вошли внутрь, дверь автоматически закрылась за нами и сам собой включился свет под потолком.

Мы находились в стандартной секретной лаборатории, которых под Зоной целая сеть. Многие до сих пор законсервированы, некоторые разграблены или уничтожены временем. Но порой встречаются и такие, как эта, – полностью функционирующие, работающие на артефактах либо на аномальной энергии Чернобыльской АЭС, которая до сих пор продолжает поступать из разрушенного Четвертого энергоблока.

– Даже не спрашиваю, чьи это технологии, – сказал шам, оглядывая ряды приборных панелей, силовых шкафов, автоклавов, стеллажей с оборудованием совершенно непонятного назначения. – И так понятно. КГБ. Этим все сказано.

– И окажешься неправ, – сказал Харон. – Комитет госбезопасности тут совершенно ни при чем. Да, они наблюдали за ходом исследований государственной важности, но всегда вели себя исключительно деликатно. Я не помню, чтобы хоть один кагэбэшник позволил себе хозяйничать здесь.

– То есть ты хочешь сказать, что это твоя лаборатория? – уточнил я.

– Одна из нескольких, – с грустью произнес Харон. – И не только моя. Здесь мы некоторое время работали вместе с братом, упокой его Зона.