На перроне меня встречала Тася. И Исаков. Точнее даже так — Исаков. И Тася. Они сюда пришли явно самостоятельно, никак не координируясь, и теперь явно чувствовали некую неловкость. При этом Владимир Александрович источал из себя ауру великолепия и оптимизма, сверкал улыбкой и периодически здоровался то с одним, то с другим человеком из ожидающих поезд. Он в Минске без году неделя, откуда успел со всеми познакомиться?
Тася стояла чуть поодаль: красивая, разрумянившаяся на морозе, с непокрытой головой… Она Исакова всегда опасалась, а потому — держалась в стороне. И хорошо, и замечательно: он на хорошеньких женщин смотрел всегда очень плотоядно. Примерно как на говяжий лангет.
Когда я шагнул по металлической лесенке вниз, на припорошенный снегом асфальт перрона, наш восхитительный третий секретарь парткома БССР мигом раздвинул встречающих и едва ли не в самое ухо радостно прокричал:
— Ба! А вот и ты! Я думал — не доедешь! Волков мне ужасных ужасов по телефону наговорил, и просил тебя вот так прямо с поезда встретить, чтобы ты горячку не порол!
— Горячку? — удивился я, пытаясь как-то вывернуться из его цепких лап, чтобы добраться до Таси.
— Он просил передать, что Федоров был у него, и никому хлебальники теперь бить не надо, и все фотоматериалы уничтожены… Так! Ты что — пил?
Я не успел никак отреагировать и ничего ответить: Тася решительным жестом отодвинула Исакова, прижалась ко мне, крепко поцеловала, а потом сказала:
— Привет! На самом деле — пил! Ну и зачем?
— Задолбался, потому что. Да и что я там выпил? Я больше ел… — пришлось мне проводить разъяснительную работу.
— Кидайте вы этого рэмня, гражданочка! — высунулась из поезда бабуля. — Они тюльпанами гарэлку закусывали, пачвары!
— Тюльпанами? В ноябре? — глаза Таси стали круглыми и приобрели опасный оттенок крыжовника. — Белозор, почему я не удивлена?
И что я мог сделать в этой ситуации? Оправдываться и доказывать свою непричастность — дело гиблое, потому мне оставалось только подхватить ее на руки и побежать в сторону пешеходного моста, который возвышался над железнодорожными путями.
— И-и-и-и, пусти, дурак дурной! — пищала Таисия, но было видно, что в целом девушка была в восторге.
А Исаков… Бог с ним, с Исаковым, разберется — он человек самодостаточный. Хотя новости он принес определенно позитивные!
Без Аськи и Васьки в квартире было пусто и тихо. Да уж, проводить время с детьми — одно удовольствие! А без них — другое. Я сидел на кухне, попивал черный грузинский чай, и смотрел, как Таисия жарит сырники на чугунной сковородке, ловко скатывая аккуратные кусочки творожного теста, источающего аппетитные ванильные запахи, переворачивая их деревянной лопаточкой.
— Как оно тут вообще, ну, эти пару дней? — спросил я. — Что нового в Минске, на работе? Ты всё же раньше приехала, так что рассказывай.
— Ой, все только и говорят что про эти страшные "пробеги"! — тут же откликнулась она, а потом прикусила губу, как будто заставляя себя замолчать. — Дура!
Такое поведение определенно требовало разъяснения. Но я не торопился, несмотря на явное напряжение, витающее в воздухе. Пил себе чай, наблюдал на чародейство, творимое моей любимой женщиной у плиты, слушал шкворчание подсолнечного масла и помалкивал. Захочет — сама скажет.
— Ну чего ты молчишь, Белозор? — обернулась она со сковородкой в руках. — Ну да, дура я, сразу проболталась! И что мне теперь с этим делать? Я не хотела говорить, потому что ты точно влезешь в очередную историю, к гадалке не ходи! Думала, если хоть пару дней буду помалкивать, ты в режиме домоседа поживешь, хотя бы вечерами я тебя видеть буду… Понятно, что потом сам всё узнаешь, но это же — потом! А нет — язык мой враг мой!
— Ага, — сказал я. — Сырники пахнут вкусно.
— Ешь свои сырники… — она выложила несколько золотистых, горячих, ароматных кусочков счастья мне на тарелку, из поллитровой банки ложкой зачерпнула густой сметаны и капнула ее рядом, на краешек.
Я уплетал сырники за обе щеки, поглядывал на ненаглядную, которая села рядышком и как Алёнушка с картины и подперла щеку кулачком. Она продолжала кусать губы — с одной стороны это было чертовски привлекательно, с другой стороны — у Таси явно имелась веская причина нервничать.
— Только пообещай что сразу в омут головой кидаться не будешь! — вдруг сказала она.
М-да, интересное у ненаглядной обо мне впечатление сложилось! Что ж это за "пробеги" такие, что она прямо уверена, что я кинусь выяснять и мир спасать? Что тут такое вообще происходит?
— В общем, Наташка — ну, она по прыжкам с трамплина, рассказывала, что вся милиция с ног сбилась этих бегунов искать! У нее муж в органах работает, уже неделю дома не ночует! Представь себе — как темнеет, бегут по городу полсотни лбов в ватниках и шапках-ушанках, лупят всех, кто под руку попадется, и потом — исчезают! Народ боится вечерами из подъездов выходить…
— Что, и на Зеленом Лугу бегают? — удивился я.
Наш-то райончик был вроде как один из самых спокойных. То ли дело — Сухарево, или там — Шабаны…