Закон Мёрфи в СССР

Надежды на изменение ситуации со свободой вероисповедания в Союзе я лелеял только и исключительно в связи с личностью Петра Мироновича. Он, в конце концов, был человеком, который цитировал наизусть Ветхий Завет и происходил из семьи верующей. Отца батьки Петра — Мирона Машерова — и репрессировали вроде как по причинам, связанным с религиозностью… Не мог такой человек получив в руки власть отмахнуться от проблемы и сделать вид, что мракобесия типа пивбаров в костелах не существует!

На Романова в этом плане рассчитывать не приходилось — этот скорее был сторонником закручивания гаек. Хотя… Ленинградский рок-клуб начал свою деятельность именно при нем! Причем рок-клуб до любой религии? Очень просто: и то, и другое здесь и сейчас являлось для партии конкурирующей идеологией, альтернативной коммунизму… Марксизму-ленинизму… Развитому социализму… Гораздо проще запретить и прищемить, чем предложить альтернативу и побороться за умы на равных. Обмельчала партия-авангард, нет нынче ни Львов Революции, ни Неистовых Виссарионов… Ну да, ну да, Белинский коммунистом побыть не успел, зато за социализм и атеизм сердце рвал весьма пламенно!

Я шагнул в полумрак забегаловки и замер, пока глаза привыкали к освещению. Львов Революции не имелось, зато есть Волк! Он же — Великий Инквизитор. Сидит себе в углу, кофе пьет — цедит напиток землистого цвета из граненого стакана сквозь свои желтые хищные зубы.

— Василий Николаевич? — я подошел поближе.

— Белозор! Добрейшего вечерочка! А я вот пришел недавно, заказал ячменный кофейный напиток: дрянь редкостная, но — вкус детства! Сразу после войны нам такой в детдоме давали. Будешь?

— Буду, — сказал я. — А цикорий у них есть?

— Цикорий для мажоров столичных, — ухмыльнулся Волков. — Бери ячменный!

Нас таким напитком отпаивали в садике, в начале девяностых. История циклична, однако! Пожилая официантка принесла мне стакан землистой бурды и сочник — черствый, хоть черепа проламывай. Волков явно наслаждался минутами отдыха: лицо его приобрело расслабленное выражение, ноги он вытянул в проход между столами:

— Два моих оперативника, которые за тобой в Апсару ездили, отпуск попросили, — сказал он. — Задолбались они за тобой по субтропикам шастать, уморил ты их! Между прочим, оба — мастера спорта по современному пятиборью! Я когда их отчеты читал, не знал — плакать или смеяться: то ты от собак убегаешь, то с обезьянами дерешься, то с дельфинами целуешься…

— Не было такого! Поклеп! Никаких дельфинов!

— Хе-хе-хе… Так что, Белозор, с чем пожаловал? Я по фруктовой мафии отмашку не давал — там дело серьезное, цепочка длинная, без одобрения Петра Мироновича и Григория Васильевича я туда не полезу…

— Ну и хорошо, Василий Николаевич. Дело-то куда как жуткое намечается! Там не цепочка — там целая гидра Лернейская!

— Ну-ка, ну-ка Белозор… Это как-то связано с твоей пропажей от фасада Казанского вокзала?

— Именно!

И я рассказал ему про Виктора Васильевича и "козла отпущения". Волков только бровями шевелил, и потребовал себе еще одну порцию кофейного напитка, пригубив который, прокомментировал:

— Гадость неимоверная. Это я про столичную камарилью. Хотя и напиток этот — тоже… Третий стакан, пожалуй, не осилю. Надо цикория заказать… Или настоящего кофе? Могут ведь два государевых человека попить нормального кофе?

— Кофе надо на Анакопийской набережной пить, — хмыкнул я. — У Ашота.

— Действительно, — Волков снова отхлебнул из стакана. — И что ты предлагаешь?

— Предлагаю взять цикорий, и не пороть горячку. Я просто соберусь — и поеду к Постолаки. Завалюсь к нему в дом внаглую, расскажу всё как есть: мол вот он я, Гера Белозор, веду журналистское расследование. Тучи сгущаются, вихри враждебные веют и Вещий Олег ныне сбирается отмстить неразумным хазарам. То есть — аресты в любом случае начнутся, а будет товарищ Постолаки выступать в роли свидетеля или подсудимого, зависит от…

— От меня, — сказал Волков и стукнул донышком пустого стакана по столу. — Можешь сказать ему прямо: назовет имена в Мосгоркоме, вспомнит кого-то из Средней Азии и согласиться выступить свидетелем в суде — поедет в Приморский край. Может даже райкомом руководить. Или в крайком посадим, торговлю курировать. Не согласится — расстреляем к такой-то матери.

— Средняя Азия? — удивился я, пытаясь совладать с мерзким страшным холодом, который расползался вдоль позвоночника. — Что — третье завоевание готовите?

Легко он это — про "расстреляем"!

— Почему — третье? — удивился в ответ Волков.

— Ну как? Туркестанские походы при царях, борьба с басмачеством в первые годы советской власти и вот — опять… — трепался я.

— А-а-а-а! То, конечно, Учителю с Инженером виднее, но судя по всему у нас скоро освободиться 40-я армия, так что…

— Уф-ф-ф-ф, — я потер лицо ладонями. — А мне вы это зачем говорите? Можно я как-то ну… С фрукатами-овощами пока разбираться буду?