- Жена Фарама долгие годы страдала от избыточного менструального кровотечения. Двадцать дней в месяц из неё текла кровь. Она безрезультатно перепробовала всё что могла. Вконец измученная, она пришла ко мне и сказала: «Всё, с меня довольно. Я больше не могу. Я сделаю гистеректомию». Я спросил её: «Тебе нужно просто остановить кровь? Тогда не беспокойся. Выпей воды», - и я протянул ей полный стакан воды. Она выпила, и с тех пор её цикл стал совершенно нормальным.
- В каждой женщине я вижу Ма, и я не могу допустить, чтобы Ма страдала. Однажды, гостя у своего приятеля, я услышал стоны из соседней комнаты. Я спросил его, в чём дело, и он ответил: «Ох, это моя сестра. Весь день у неё схватки, а родов никак нет. Боюсь, что придётся делать кесарево сечение». - «Дай мне блестящий металлический поднос, - попросил я его, - что-нибудь из того германского серебра, которое ты так обожаешь». На подносе я пальцем начертил
- Теперь я понимаю, почему все твои приятели так докучают тебе просьбами о лечении их самих, их родных и знакомых. Они знают, на что ты способен.
- Убедившись в некоторых моих способностях, люди стараются использовать их с выгодой для себя. Их корыстные намерения очевидны. Некоторые даже советовали мне всерьёз заняться широкой врачебной практикой. Но не считая того, что известность в корне разрушила бы мою личную жизнь, как быть с рнанубандханой? Я ведь должен всегда иметь соответствующую рнанубандхану с тем, кого я лечу.
- И это справедливо для любого врача?
- Да, и для любого астролога, и вообще для всех тех, кто своим умением хочет помочь людям. Но рнанубандханы связывают меня с таким огромным числом людей, что если бы я захотел вылечить всех их сразу, я бы быстро лишился всей своей шакти. Я не Иисус и я никогда не называл себя бхагаваном.
- Иногда моя собственная карма становится трудно выносимой, так что приходится стараться, чтобы спасти самого себя. Не скажу, что эти самоисцеления мне особенно по душе. Я считаю, что лучше пострадать сейчас и снять с себя тяжесть своих карм, чем прятаться от них. Всё равно они когда-нибудь тебя достанут. Но если ситуация критическая, надо действовать не рассуждая.
- Несколько лет назад в Бомбее жил доктор Дурандар. Когда погиб его сын, он чуть не сошёл с ума. А через некоторое время он начал обращаться со мной как со своим сыном. Он не давал мне прохода, лез в мои дела, беспокоился о моём здоровье. Он доставал мне лекарства, когда надо, а иногда и когда не надо. В качестве антибиотика он обычно колол мне пенициллин, но однажды пенициллина под рукой не оказалось, и он сделал мне укол стрептомицина. До этого я никогда не имел дела со стрептомицином, и он подействовал на меня ужасно: температура, озноб, запор. Я подумал, что мне конец. Я позвал друзей, и они сели вокруг меня с плачем, думая, что я умираю. Повторяю, что я и сам так думал. Фарам по обыкновению ругался на меня. Обычно, если я не слышал его ругани несколько дней, я спрашивал: «Дитя моё, с тобой всё в порядке? Что-то я давненько не слышал твоего ангельского голосочка». Он заводился опять, кляня на чём свет меня и всю мою родню. А мне нравилось: ведь таким образом он выражал свою любовь.
Как раз когда Фарам поносил последними словами Дурандара за его укол, Дурандар неожиданно вошёл, чтобы проведать своего пациента. Я не мог допустить, чтобы он застал меня в этом плачевном положении - во мне он видел своего сына, и моё предсмертное состояние было бы таким повторным шоком для него, которого он бы уже не перенёс. И жар как-то исчез, и я почувствовал себя совершенно нормально. Я вежливо поблагодарил за лечение, чем страшно осчастливил его. Но как только он вышел, меня охватил новый приступ жара, и Фарам снова начал издеваться надо мной.
- Я потерял терпение. Я попросил Рошни принести мне её одеяло. Это было изумительное одеяло из коричневого сатина, которое отец привёз ей из Бирмы, она накрывалась им каждую ночь и никому его не давала. Как только она услышала мою просьбу, она без колебаний вручила мне одеяло. Я попросил накрыть меня и минут через пять почувствовал, что жар из меня перешёл в одеяло. Я сбросил его, и оно лежало на полу и буквально дрожало! Фараму я сказал: «Будь осторожнее! Кто накроется этим одеялом, у того будет жар!» Тогда Фарам, громко выругав всех и выкрикнув на персидский манер «Только не в моём доме!», заставил Рошни выбросить одеяло из окна.
- И что?
- И всё. Я выздоровел. И не спрашивай как.
- Но если жар ты как-то переправил в одеяло, то куда ты переправил свои кармы? Должно быть, они тоже как-то вошли в одеяло.
- Ну, что-то в этом роде.
Я немного попереживал за того бедолагу, который подобрал, должно быть, одеяло на улице, а потом сказал:
- Мораль сей басни такова: никогда ничего не подбирай на улице!