Аяко на неделю приехала из Токио в Ното – погостить у родителей. В родном доме пахло деревом. От мастерской отца осталась только одна комната. В большом доме лишь мать с отцом, а когда-то здесь могло находиться и двадцать человек, и все что-то делали, работали. Теперь на первом этаже можно было даже уснуть – так тихо стало. Из маленькой комнаты доносился стук молотка. Аяко улеглась прямо на татами, согрелась и незаметно для себя провалилась в знакомый сон. Тот, кого она считала своим дедушкой, отдал ей апельсины и ушел. Сколько бы таких апельсинов набралось за все то время, что она видела его? Аяко перевернулась на другой бок и открыла глаза. Рядом с ней сидела мама и перебирала что-то деревянное в мешочке. Она доставала одну за другой ложки из тряпичной сумки и рассматривала их. Тогда Аяко решилась рассказать о своем сне.
– Тебе было три года, когда ты потерялась. И как ты запомнила? – удивилась мать.
В день, когда Аяко пропала, все переполошились. Девочка в красном платье играла на втором этаже, а потом исчезла. На первом этаже в день ее пропажи работало десять человек. Люди занимались работой, но пройти мимо выхода незамеченной было практически невозможно. Однако девочка ушла, и никто ее не видел. Когда обнаружили, что Аяко нет в доме, все забеспокоились – не случилось бы беды. Жители поселка обыскали всю округу. Через час нашли девочку у моря одну, с двумя апельсинами в руках. Третий лежал на песке – маленькие ручки просто не сумели удержать все три. Ничего плохого не случилось. «Как боги защитили», – подумала тогда ее мать. Аяко осталась жива – это главное, и все тогда быстро забылось. Все занялись своей работой, но через пару дней поселок потрясла еще одна новость: на берег вынесло тело мужчины.
О смерти друга их семьи они узнали из новостей, одновременно с односельчанами. Он давно к ним не заходил и родители думали, что фермер просто занят. Мужчина еще в молодости потерял руку – не самая счастливая судьба. Полез на дерево и, когда спускался, оступился и упал. Упал на шипы машинки для очистки риса. И руки не стало, не спасли ее. Следом и помолвки не стало: кто же безрукому парню невесту отдаст, когда он может работать меньше здорового мужчины? Жил себе с матерью, пока та не умерла. А потом раздал все долги, убрался в доме, закрыл его на ключ и…
А когда и его не стало, весь поселок был потрясен. Море вернуло тело на берег, и его смогли похоронить, соблюдая все обычаи. А ведь он никогда не жаловался на судьбу при всех. Его запомнили как человека, который все время улыбался и много работал.
– Улыбался… – тихо произнесла Аяко.
– Ты проводила его, дочь, – сказала мама.
Эта мысль показалась Аяко настолько ужасной, что у нее закружилась голова. Образ доброго дедушки из сна в голове сменился картинкой смерти. По спине пробежали мурашки. «Он ушел к морю», – промелькнул в голове уже хорошо знакомый момент из сна.
– Я так рада, что ты его проводила!
Мать говорила об этом как о счастливом событии: маленькая девочка была единственным свидетелем самоубийства. «Что тут хорошего?!» – сопротивлялся разум Аяко.
Мама рассказала ей, что когда-то в поселке Ното существовала традиция – важный обычай жизни посельчан. Такой же важный, как для жителя Токио знать расписание поездов на работу и приходить без опозданий. Проводить в последний путь – это то, о чем надлежало помнить всегда. Умирает человек от старости – не оставляй одного, а если решил уйти сам, то нужен «сопровождающий». Это закон жизни. Закон духов.
Аяко снова мысленно вернула образ уходящего к морю мужчины.
– Тебя выбрали, чтобы ты его проводила, – сказала мать.
Аяко резко стало холодно. Ее сон становился таким же материальным, как камни, о которые бились волны на том берегу.
– Никто так и не узнал, как ты смогла незаметно выйти из дома и оказаться там с ним, – продолжила мать.
Аяко будто бы и не спускалась по лестнице, не шла по городу в красном платье без куртки. Ее никто не видел, ни одна живая душа. Но она была там.