Закон блатного мира

Коля Колыма и Филин сидели на маленькой тесной кухоньке за накрытым видавшей виды пестрой клеенкой столом и ужинали. Еда была простая, но сытная: вареная картошка, рыбные консервы, черный хлеб и колбаса. Ну и еще квашеная капуста – специально в качестве закуски к водке. Колыма поднял взгляд от тарелки и еще раз осмотрел кухню. Все-таки Филин был его младшим братом, и Колыма с детства привык приглядывать за тем, чтобы у того все было хорошо. Вот и сейчас, сунув кому надо на лапу, чтобы брату быстро и без проблем вернули однокомнатную квартиру, он на этом не успокоился – ему важно было знать, как младший устроился.

Теперь, осмотревшись, Колыма был вполне доволен. Конечно, обстановка довольно бедная, да и откуда другой-то взяться? Когда они первый раз сюда вместе с Сашкой приехали месяц назад, здесь вообще ничего не было, плиту с холодильником они вместе поставили. А сейчас вон и стол с табуретками появился, и посуда кое-какая, да и в холодильнике не пусто. И чисто везде! Молодец братан, гадюшник у себя дома не устраивает. А то некоторые как откинутся, так им все равно, где жить – один хрен лучше, чем на зоне.

«Надо бы ему денег еще подкинуть, – подумал Колыма, – а то ведь на зарплату могильщика ни поесть, ни выпить, ни купить чего нельзя. Да и вообще, надо бы выяснить, как братан дальше жить думает. Не век же он будет могилы копать...»

Но тут его размышления были прерваны – Филин опять, уже в четвертый раз за вечер, закашлялся. Приступ был сильный, он продолжался минуты две, а потом, когда кашель наконец прошел и Филин оторвал руку ото рта, на ней была видна кровь.

– Опять?.. – сочувственно спросил Колыма.

Филин кивнул, встал из-за стола, подошел к раковине и сполоснул руку.

– Опять, – мрачно сказал он, возвращаясь на свое место. – Все из-за этого ШИЗО, из-за кума сусуманского, суки позорной. Так я после тех пятнадцати суток и кашляю, никак до конца эта дрянь не кончится.

Колыма кивнул, сочувственно и понимающе. Младший брат уже рассказал ему о том, как за месяц до откидки лагерный кум пытался его ссучить и как он провел пятнадцать суток в ШИЗО. Помочь он тут брату не мог ничем, ведь идти к врачам тот не хотел сам, рассчитывал, что кашель и так пройдет. «Интересно, а зачем куму понадобилось его за месяц до откидки вербовать? – мелькнуло у Колымы в голове. – Если ему стукач был в штрафняке нужен, то надо было брать кого-то из тех, кому не меньше года чалиться оставалось. А так если бы и завербовал он Сашку, тот через месяц все равно вышел бы. Непонятно. Надо будет это еще хорошенько обдумать».

– Надо было бы ему предъявить, – Филин злобно сжал татуированные кулаки. – Он, кстати, рапорт написал. Сейчас где-то тут, в Магадане. Если только на юга не подался.

– Нет, братан, тут ты не прав, – помотал головой Колыма. – На воле – вольные дела, в тюрьме – тюремные. А за тюремные дела с ментов на воле не спрашивают.

Филин ничего не ответил, только снова потянулся за бутылкой и набулькал себе в стакан еще на два пальца.

– Налить тебе? – спросил он брата.

– Давай, – кивнул Коля. Есть он больше не хотел, но чувствовал, что еще немного водочки не помешает.

Они выпили. Филин сидел, сложив на столе перед собой руки, лицо у него было мрачное. Видимо, лагерные воспоминания здорово давили на него. Колыма решил, что нужно перевести разговор на что-нибудь другое – на его будущую жизнь и планы, например. Все равно он об этом хотел с братом поговорить, так почему бы не сейчас?

– Ладно, Сашка, кисляка не мандячь, а? Ты лучше вот что скажи, как жить-то дальше собираешься? Всю жизнь на кладбище лопатой махать, что ли?

Лицо Филина немного прояснилось, воспоминания отступили.

– Есть тут один «пассажир», – начал он. – Я два года назад на Сусумане с ним сидел. «Пассажир» – натуральная дешевка, «маслокрад». Но филок у него выше крыши. И мне по жизни кое-что должен. – Голос Филина стал слегка загадочным, чувствовалось, что он что-то недоговаривает. – Я с ним после откидки уже встречался, и он мне конкретное дело предложил. Если выгорит – расходимся краями и никто никому не должен.

– И что за «пассажир»? Что за дело? – заинтересованно спросил Колыма, подумав про себя, что младшенький-то и сам молодец, и зря он его, наверное, за пацана держит. Но что тут поделаешь – привычка. Как в детстве ему помогал из рессоры первое перо вытачивать, так и сейчас поможет.

– Потом расскажу, – ответил Филин. – Когда с ним еще раз конкретно побазарю. Зачем метлой понапрасну махать? А у тебя что?

Колыма почувствовал, что брат не хочет пока говорить об этом своем «пассажире», поэтому и переводит разговор. Ну, в конце концов, его дело. В чем-то он и прав – если дело не сделано, то и нечего о нем говорить, удачу спугнуть можно. Решив так, Колыма охотно ответил на последний вопрос брата:

– С Батей по-прежнему кентуюсь. Золотой человек! Мы друг друга с полуслова понимаем. И он мне доверяет, и я ему.

– Рыжьем занимаетесь? – понимающе спросил Филин. Он, конечно, много слышал о Бате и его делах, но видел смотрящего только пару раз, мельком.