Закольцованный ролик

Здесь все — от первого ролика до ее последней роли. Ее Делакорт нашел в местном магазине, не спрятанную на этот раз под обложками, но открыто выставленную для проката: «Смерть по-американски». Лаконичный голос за кадром читает проповеди насчет контроля над оружием и смертной казни на фоне череды зверств — частью реальных, частью инсценированных. За любительским видео Джорджа Холлидея об избиении Родни Кинга — пятьдесят шесть раз за восемьдесят одну секунду — запись с камеры безопасности, где кореянка-лавочница стреляет и затылок пятнадцатилетней девушки. Рушатся балконы отеля в разгар новогоднего веселья, ФБР поджигает обиталище религиозной секты. Самолет охватывает пламя при аварийной посадке в Сиу-сити, штат Айова. Казначей штата Пенсильвания Балд Двайер, которому светит срок за взятки, собирает пресс-конференцию, вставляет в рот ствол пистолета и сносит себе затылок. В «Сумеречной зоне» Вику Морроу отрезает голову лопастями падающего вертолета, от него отрывает двоих сбежавших детей, и мы их тоже больше никогда не видим. Страдание и боль, кровь и огонь, образы без контекста, смерть без причин и последствий, смерть, что-то значащая лишь в тот момент, когда ее снимают, в момент, когда ее видят.

И потом, оставив лучшее напоследок, купюра из фильма «Кровавые розы», когда хлопающая заставка обозначает начало съемки, и вот она — Чарли Принс, она жива, она идет на высоких каблуках на камеру, к тебе, в павильоне где-то в Солт-Лейк-Сити, и это последняя неделя съемок, как известно тебе из твоей папки с вырезками, и Джузеппе Тинелли за камерой, и он берет кадр средним планом, и в кадре она выдирается из рук здоровенного итальянца со сценическим псевдонимом Джордж Истмен, и преступник появляется из-за кадра, вытаскивая бутафорский пистолет, а ее левая рука охватывает предплечье Истмена и отталкивается, поворачивая ее спиной к камере, к разогретому разряду, который вырывается во тьму, когда она делает еще шаг в перегруженную пустоту, вырывающуюся из ствола пистолета и впивающуюся тупыми осколками металла в ее внезапно вздымающуюся грудь, и проходящую насквозь слишком быстро даже для немигающего глаза объектива, разлетающуюся в воздухе кровью и плотью, поворачивающую ее снова и бросающую плашмя на землю, а оператор чудом успевает взять крупный план и показать шевелящиеся губы, и хотя звука нет, ты слышишь ее голос: «Да, да… да!» за миг до того, как рот наполняется кровью и все становится красным, льющимся из ноздрей, когда она в судорогах растягивается на полу, а камера держит кадр, не выпуская, а легкие ее борются за воздух, и грудь ее поднимается раз, другой, и потом, потом, потом — застывает.

Делакорт не может с собой справиться. Он встает, и у него в штанах тоже встает триумфально. Делакорт берет пульт, давит на кнопки, перематывая эпизод к началу.

Расстегивает штаны и включает показ.

Ты знаешь, что твоя любовь не умрет никогда. Ты держишь ленту, пока не прибывает заказанная тобой копия, и кредитной картой платишь штраф за просрочку и улыбаешься. Ты заказал лазерный диск «Смерти по-американски», и клерк выразил сомнения, хотя что-то слыхал о возможности переноса на компакт-диск. Он обещает выяснить и дать тебе знать.

Неделю за неделей ты смотрел эту ленту, прогоняя ускоренно весь мусор до девяностоминутной отметки, и изучал эту пятидесятипятисекундную мазню красок, гонял туда и обратно, прогонял замедленно, покадрово, с удвоенной скоростью, на реверсе, пока не запомнил все ее достоинства и провалы, тот странный мазок света, который появляется в левом верхнем углу кадра на семнадцатисекундной отметке, черное пятно каждой раны, которые появляются на двадцать четвертой секунде почти за два мгновения до ее первой судороги, каждый кадр, который рассказывал свою историю, и ты сидишь и смотришь, пока не остается ничего, чего бы ты не знал.

И тогда ты кладешь ленту в шкаф и ждешь, и ждешь, и ждешь, но ты слишком хорошо знаешь, что случилось, и не нужен больше унылый кассир порновидео, чтобы сказать тебе «Нету». Это конец, все позади, и ночью, когда ты стараешься заснуть, ты представляешь себе, как закончится следующая ночь, и следующая, как парад длинноногих богинь с тугими телами бросится удовлетворять любое твое желание, но их уже не будет, когда ты проснешься, готовый к трудам нового дня. Но следующая ночь проведена с Салли, а наутро, со смазанными тенями и пахнущим потом телом она говорит Делакорту об обязательствах, и следующую ночь он проводит один.