Он заметался по росной полянке. И натолкнулся на Макова, который, прихрамывая, вышел из кустов с большим глухарем в руке. Пух на голове черной до блеска птицы взъерошился от росы, на кончике клюва висела розовая капля. У Олега Макова за плечами висели ящики с прибором и тренога. Увидев взбудораженного мальчишку, Маков улыбнулся.
— Пошел взять контрольный отсчет, а этот красавец сидит над самой точкой!...
— А я решил было, что снова вмешалось колдовство, — смущенно пробормотал Валик.
— Нет уж. Теперь мы сами колдовать будем. Подкрепимся и начнем!
Маков протянул глухаря Валику.
— Перья переливаются, как шерсть на нашем Майоре, — вырвалось у капитана.
Маков почесал щетину, брови его встрепенулись, как ерши на крючках.
— Мы найдем и того, кто убил вашу собаку, — пообещал геофизик, медленно двигаясь к костру, который разжигала Устя. — Теперь у нас должна пойти поисковая масть — такое поверье есть у полевиков. Преодолели столько, что хватило бы на иную партию...
Геофизик сбросил треногу, поставил ящик у костра, сел на него и вынул измятую пачку сигарет. Закурил и, глядя в костер, стал рассказывать, сколько разных препон стояло на его пути сюда...
Олег Маков был аспирантом у профессора Ряпушкина, которого за солидность и лысину прозвали в Институте земной коры Светилом. Профессор вел тему геофизических поисков железорудных месторождений Ангаро-Илимского района. Под руководством именитого шефа аспирант Маков обрабатывал данные аэромагнитных наблюдений с воздуха.
Тема подходила к концу. Профессор считал, что данные магнитометрии не позволяют больше надеяться на открытие даже небольших месторождений на Ангаро-Илиме и расширять геолого-геофизические исследования здесь не стоит. Такое заключение должен был сделать Олег Маков в своей кандидатской диссертации.
Но дотошный аспирант, выросший сам на братском — бывшем каторжном — руднике, не соглашался с учителем по основному вопросу. Ученик считал, что некоторые месторождения в междуречье Илима и Ангары могут быть скрыты мощным чехлом рыхлых отложений, не в пример классической Коршунихе, или даже залегать в форме «слепых» тел на доступной глубине. И тогда приборы самолета фиксируют незначительную аномалию или совсем пропускают ее. «Ну, что ж, молодой человек, — сказал в конце концов профессор Ряпушкин, — защищайте в вашей диссертации свою точку зрения. Только учтите, коллега, я буду сохранять нейтральную позицию...»
«Бунтарь» пошел за поддержкой к своей знакомой аспирантке, которая была родом из этих мест. Выслушав горькую исповедь Макова, она вспомнила о случае, который произошел в их Заангарской тайге в годы гражданской войны. «Случай, конечно, оброс небылью от многочисленных пересказов, — заметила она, — но рациональное зерно в нем вполне может быть. Магнитное зерно!»
Легенда о Заколдованном Нагорье, отряде с ценным грузом и роковом несоответствии карты, компаса и глаза офицера всколыхнула душу аспиранта. Он вспомнил, что многие из месторождений Ангаро-Илима имели формы мощных труб, уходящих в глубину земной коры. Это были магнитные тела, которые как угодно могли шутить со стрелкой компаса. Они притягивали одни из концов стрелки, так что путник мог бесконечно ходить по кругу в непроглядной тайге. «И похоже, что тот отряд побывал в подобном Круге, — сказал тогда своей знакомой Маков. — А не моя ли это гипотетическая замаскированная труба?!»
На другой же день геофизик взял десятидневный отпуск и, не объяснив ничего Светилу, с магнитометром за плечами прибыл в Острожск. Дальше надо было спускаться по Ангаре на моторной лодке. И тут судьба свела его с дедом Гордеем.
Маков рассказал Гордею, что едет в Заваль, чтобы проделать некоторые геофизические наблюдения вдоль речки Каверги. Услышав про Кавергу, Гордей стал предлагать свои услуги. Ученый обрадовался, что так быстро встретил нужного человека и не надо много распространяться о цели своего приезда.
— Гордей Авдеич оправдывал надежды, пока не потерялся нож, потом пропала буссоль, — закончил свое повествование Маков. — Тогда я понял, что дело тут нечистое. Но отступать не в моих правилах. Хоть что-то да надо было разведать мне на этом Нагорье...
— Отступать — и не в моих правилах! — воскликнул Валик, но встретился с холодным взглядом Усти, судорожно втянул в себя дым, закашлялся, заключил: — А вообще, пора бы позавтракать.
— Позавтракать и — на профиль! — добавил Маков.
Устя взяла нож, глухаря и направилась к ручью. Она просто обрадовалась, что представилась возможность передумать все заново наедине. Рассказ Макова перевернул все в ее душе. Никак не бралось в толк, что главная тайна этого места, столько лет хранимая тайгой, не так уж далеко от деревни. «Но только ли тайгой? А деда, что же, не знал, что представляют собой камни на дне ловушек?!» Она пыталась воздвигать разные преграды на пути этой мысли: деревенская жизнь учит затворничеству, охотник-промысловик бережет свой надел от чужого глаза, а дед — радетель за чистоту тайги, воды и неба...