Заколдованное нагорье

Устя сама чуть не свалилась в яму — ичиги скользили по траве. Тогда она подложила под ноги высохшую ветку и снова потянула жердь. Лицо ее напряглось, капля пота слетела с кончика носа, треснула под мышкой кофта. Но усилия оправдались — Устин капитан вывалился на край ямы.

— Уф-ф, — выдохнул он. — Хотел бы я знать, кто это на тропе вырыл такую яму?

— А ты огорода не видел, что ли? — Устя ударила прутиком по темному колу, к которому гибкими ветками были примотаны продольные жердины. С другого края ямы тоже шла такая ограда, исчезала в дебрях.

— Огорода? — прищурился Валик. — Для чего же городился этот огород, а?

— Чтоб звери шли в ловушку, — ответила она простосердечно и кивнула на яму.

— Какие звери? — у Валика от ярости булькнуло в горле.

— Сохатые. — Устя вынула из кофты булавку, начала выцарапывать из ладони занозу. — Изюбры.

— Это при запрете-то такие ямы? — вскрикнул Валик.

— У дедушки с сельпо договоренность полная, не беспокойся! — вспылила Устя, размахивая булавкой. — Вы же в городе и едите это мясо!

— А я что-то не припомню такого мяса! — Капитан достал записную книжку и нарисовал ловушку на плане. — Похоже, дед твой не такой уж передовой охотник. Посадить бы его самого в эту ямку на неделю да всех защитников его!

— Тебя не спросили!

— А может, еще и спросят. На всякий случай, с тропы я эту штуку пока уберу!

Он спрятал книжку в карман, вынул из рюкзака топор и начал крушить огород. По тайге разнесся треск. Валик разбил заплот шагов на тридцать в обе стороны. Стащил жерди и колья к ловушке. Плотно замостил яму жердями. Потом вынул из рюкзака кусок хлеба, отломил половину спутнице, навьючился и зашагал дальше.

Он ел хлеб, отмахиваясь от гнуса, и посматривал под ноги. Скорости не развивал. Устя сердито пыхтела в пяти шагах от него. Когда Валик рубил изгородь деда, она сдержалась из последних сил, чтобы не броситься на него. Как он смеет думать про деда Гордея так? Про деда Гордея никто в Завали не скажет плохо! Может быть, недозволенный это способ — ловушки, но лицензии на зверя деду всегда выдают. Просто он умнее других охотников и возобновил эти ловушки. Он говорил как-то, что так добывали зверя в старину. «Любая новина ни к чему, — заключал дед, — суеты да трат много, а толку мало: человек как был, так и останется — с одним началом и одним концом».

Устя пыталась возражать деду. Она вспоминала рассказы отца о том, что на месте Завали когда-нибудь тоже будет город. «Очень многое говорит в пользу развития этого края, — уверял ее отец. — Во-первых, огромные запасы леса, во-вторых, энергия Ангары, в-третьих, полезные ископаемые, до которых геологи только-только добираются в этих районах... Следовательно, дочка, многое изменится в этом дремучем краю, а человек — в первую очередь, хочешь того — не хочешь».

«Для твоего отца уже ничего не изменится, царствие ему небесное! — отвечал дед. — А насчет матери — простить себе не могу, что не отбил у нее охотку к городу. Ну, тебе-то уж, внученька, я не дам в суете затеряться».

«Да, мама совсем редко пишет, — вспомнила с горечью Устя. — Недолюбливает за что-то дедушку. И этот паря Колокольчик против него».

Она сильно обиделась на Валика, но поворачивать назад не собиралась. Решила шагать до конца, как бы «капитан» ни оскорблял их с дедом.

6

Утром следующего дня Валик залез на сосну, которая росла на каменной россыпи, увидел поверхность тайги и высоко над ней вершину Небожихи. Ветер колыхал верхушки деревьев, и над тайгой, казалось, ходили зеленые волны.

Валик взял азимут на островерхий голец. Сто двадцать три градуса. Они шли верно, хоть вчера потеряли время из-за ловушки, потом угодили в болотистую марь, вымокли по пояс и оборвались в цепком кустарнике. Устя до сих пор не могла залатать всех дырок на своих шароварах, хоть работала иглой на каждом привале. А ему некогда штопать.

Он взглянул влево, где далеко-далеко на краю плоскотины чернели струйки еловых зарослей. Это были распадки, по которым, возможно, продвигались геофизик Маков и Гордей Авдеевич. Теперь они должны были порядочно отстать, если еще двигались к цели.

Валик заскользил вниз, перехватываясь за ветки, в одном месте куртка зацепилась за сучок, он рванул ее — и спрыгнул на землю с новой дырой.

Устя укоризненно покачала головой.

— У тебя же нет запаса!

— Зато хорошо идем, — бодро ответил он. — Вечером будем у Небожихи чай пить! Но по пути смотреть в оба. Второй раз попасть в ловушку твоего деда не хочу.

Устя перекусила нитку, убрала иголку, вдела руки в лямки котомки и поднялась с валежины. Она, как всегда, выглядела опрятной. А у ее капитана кеды были грязные, джинсы впору было сдавать на выставку художественной макулатуры, вельветовая куртка порвана, прожжена, вымазана в смоле, козырек кепки поломан. Однако на худом обгорелом лице его преобладали бодрость и уверенность, как у капитана выигрывающей команды.

— Пока счет в нашу пользу, — сказал Валик, отыскивая взглядом ориентир — сдвоенную лиственницу. — Мы их обставим, если они все-таки двигают дальше.