Заколдованная жизнь

Небо и земля погружены в сон, но души их не спят и беседуют, делясь друг с другом неизъяснимыми тайнами. Именно тогда оккультная[7] сторона природы приподнимает для нас свои темные покровы и раскрывает секреты, кои мы тщетно пытались бы выпытать у нее в свете дня. Купол небес, столь недостижимый, столь далекий от земли, приблизился и склонился над нею. Звездные луга обнимаются со своими более скромными сестрами – долинами, усыпанными маргаритками, и дремлющими зелеными полями. Небесный свод падает в изнеможении на грудь огромного спокойного моря; а миллионы усеивающих его звезд заглядывают и купаются в каждом озерке и заводи.

Для израненной горем души эти мерцающие небесные светила кажутся очами ангелов. Они смотрят вниз с невыразимым сочувствием к страданиям человечества. То не ночная роса падает на спящие цветы, но слезы сострадания светил при виде великой человеческой скорби…

Да, ласкова и прекрасна южная ночь. Но —
Когда мы, возлежа на ложе,
В мерцаньи тающей свечи
Зрим увядание всего… О Боже!
Как нам страшно в ночи…

VII

Череда погребенных дней пополнена еще одним. Далекие зеленые холмы и ароматные ветви цветущего граната растворились в густых тенях ночи, и печаль и радость погружены в летаргию сна, дающего отдых душе. Все шумы утихли в королевских садах, ни голоса, ни звука не слышно в этой всевластной тишине.

Быстрокрылые сны слетают со смеющихся звезд пестрыми стайками и, опускаясь на землю, рассеиваются среди смертных и бессмертных, среди животных и людей. Они парят над спящими, привлекаемы каждый согласно своему виду и качеству: сны радости и надежды, исцеляющие и невинные видения, страшные и пугающие зрелища, увиденные сомкнутыми очами, переживаемые душой; одни – дающие счастье и утешение, другие – вызывающие рыдания, вздымающие дремлющую грудь, слезы и душевные муки; все и каждый неосознанно вселяющие в спящего мысли грядущего дня.

Даже во сне Душа-Эго не находит покоя.

Горячо и лихорадочно мечется ее тело в безысходной муке. Для нее время счастливых мечтаний – лишь истаявшая тень, давно минувшее воспоминание. За умственными страданиями души стоит преображенный человек. За телесными муками проступает полностью разбуженная ими Душа. Покров иллюзии спал с холодных идолов мира. Тщета и пустота славы и богатства стоят перед ее глазами неприукрашенные и часто отвратительные. Думы Души, подобно мрачным теням, падают на рассудок быстро распадающегося тела, преследуя мыслителя ежедневно, еженощно, ежечасно…

Вид собственного храпящего коня больше не доставляет ему удовольствия. Воспоминания об оружии и знаменах, захваченных у врага, о стертых с лица земли городах, о рвах, пушках и шатрах, о множестве завоеванных трофеев теперь лишь едва возбуждают его национальную гордость. Подобные мысли больше не трогают его, и честолюбие уже неспособно пробудить в страждущем сердце снисходительного одобрения любого доблестного поступка рыцарства. Иные видения заполняют теперь томительные дни и долгие бессонные ночи…

Что он видит теперь, – это множество штыков, скрежещущих друг о друга в тумане копоти и крови, тысячи изрубленных тел, покрывающих землю, истерзанных и разорванных в клочья смертоносными орудиями, изобретенными наукой и цивилизацией, благословленными на победу слугами его Бога. То, что он теперь видит во сне, – это истекающие кровью раненые и умирающие с утраченными конечностями и спутанными волосами, промокшими и насквозь пропитанными кровью…

VIII

Отвратительный сон выделяется из группы проходящих мимо видений и тяжело опускается на его больную грудь. В ночном кошмаре он видит людей, умирающих на поле боя, проклиная тех, кто привел их к гибели. Любая внезапная острая боль в собственном изнуренном теле приносит ему во сне воспоминания о муках еще более ужасных, о страданиях, перенесенных из-за него и ради него. Он видит и чувствует агонию миллионов павших, умирающих после долгих часов ужасающих душевных и физических мук, испускающих дух в лесу и в поле, в канавах у обочин, в лужах крови под черным от гари небом. Его взгляд вновь приковывают потоки крови, каждая капля в которых – это слеза отчаяния, вопль разрывающегося сердца, скорбь по всей жизни. Он опять слышит дрожащие вздохи одиночества и пронзительные крики, разносящиеся над горами, лесами, долинами. Он видит старых матерей, потерявших свет своей души; семьи, лишившиеся кормильца. Он видит овдовевших молодых жен, выброшенных в огромный холодный мир, и нищих сирот, тысячами попрошайничающих на улицах. Он видит, как юные дочери самых отважных его воинов меняют траурные покровы на крикливую мишуру проституции, и Душа-Эго содрогается в спящей Форме… Ее сердце разрывается от стонов голодающих, глаза слепнут в дыму горящих деревень, разрушенных домов, больших и малых городов в курящихся руинах…