– К нам зверинец должен был приехать, ну, не к нам, а как раз около нашего детдома территорию отвели. Мы за два месяца об этом узнали. Воспитатели, само собой, объявили: кто будет плохо себя вести, лишится посещения зверинца. Мы стали как шелковые! И тут меня угораздило стенд сбить. Висела какая-то наглядная агитация в рамке, мы играли, я плечом задел, она упала. Даже стекло не разбилось. Но увидели, доложили директору, я думаю: хана, не возьмут в зверинец. Обошлось. Только без обеда и ужина оставили. Я вечером пробрался на кухню, хотел кружку компота выпить и кусок хлеба съесть. Застукали. И тут же: Шумакин, в зверинец завтра не идешь! Я им такое устроил… Всю посуду переколотил. Хотя там колотить было нечего – тарелки и ложки алюминиевые, кружки тоже. Просто – расшвырял все по полу. Меня в кладовку с вениками и тряпками – это вместо карцера у нас было. Я орал, злился. А потом утих. И дал себе торжественную клятву: вырасту – стану богатым! Обязательно стану! Заведу зверинец – личный, свой! И никого туда не пущу!
– И стал ведь богатым, – сказала Татьяна.
– Стал…
– А зверинец не завел?
– Все собирался, но как-то… Зверинец нужен, когда он нужен…
– Это в детдоме тебя научили кровать заправлять и порядок наводить?
– В детдоме. Но я и сам это любил. Чтобы всё было правильно, красиво, ровно. Везде, во всем.
– А как с пожаром вышло, куда деньги делись?
– Деньги я проиграл. Не все, конечно. Но очень много, почти половину. Выпил с горя. То есть напился. И помню: сижу, пью, курю, смотрю в окно. Дождик шел, кажется, ветер – знаешь, такая погода, когда в тепле дома хорошо, но почему-то тянет на улицу. Бывало у тебя так?
Татьяна подумала, вспомнила. Кивнула:
– Бывало. Кажется, что кто-то тебя там ждет.
– Точно. Но я никуда не пошел, конечно, лег. Заснуть не мог, смотрел телевизор. И все курил.
– Опасное дело. От этого и зажглось?
– Скорее всего. А потом – провал. Смутно помню – дым, я куда-то лезу, задыхаюсь, падаю… Потом ночь, какая-то улица. Очень холодно.
– Бродил, наверно, как бомж?
– Надо полагать. Куртка на мне была моя, а остальное взял откуда-то. Те же джинсы.
– Вот откуда билет на фамилию Мушкова!
– Ну да. Выбросил человек вместе с билетом, а я подобрал, как бомжи подбирают.
– А как на конюшне был – помнишь?
– Нет. И как к тебе попал, не помню.
– А почему за мной увязался?
– Ты на мою маму похожа. Хотя я ее и не знал. Увидел недавно фотографию: просто одно лицо.
– Но до этого же ты помнил!
– Умом – не помнил. А в подсознании, наверно, осталось – не слепым же я был, когда она меня сдала, в книге было записано: возраст два месяца. Понимаешь?
– Понимаю… А откуда немецкий и английский языки? А футбол? А дизайн этот самый ландшафтный – это откуда? Не можешь же ты уметь, чего не умел, и знать, чего не знал?
– Могу, оказывается, – усмехнулся Гоша.
– Откуда?
– Не знаю. Из прежней жизни. Не из той, которой жил, а вообще какой-то другой.
– Я в это, если честно, не верю. Ну, в эти вот штуки модные – будто у каждого по семь жизней и тому подобное.
– А в будущую жизнь веришь?
– На небе, что ли?
– На земле. Здесь.
– А чего ж не верить? Если внезапно не умру, значит, буду жить.
– Я тоже, – кивнул Гоша, вкладывая в эти простые слова какое-то особое значение.
Остальные деньги, не проигранные Виктором-Гошей, но исчезнувшие, тоже нашлись – через год. Охранники знали о проигрыше (следили за хозяином), ждали; что тот будет предпринимать. Он тихо сидел у себя, охранники решили, что заснул, и тоже отправились спать. Ночью сработала пожарная сигнализация, они бросились к комнате Виктора. Долго не могли выломать крепкую дверь, а когда ворвались, все уже полыхало. Они самоотверженно облились водой и вползли в комнату, Виктора не обнаружили, зато под кроватью нашли кейс с оставшейся немалой суммой. Кейс взяли, припрятали в гараже, в багажнике одной из машин. Потом выжидали. Когда окончательно выяснилось, что Виктор бесследно пропал, поделили деньги, договорившись не трогать как можно дольше. Знали – обнаруживать себя опасно.
Целый год они терпели. Подвела любовь: один из них втюрился в неприступную девушку, которая была согласна на взаимность лишь при условии покупки ей однокомнатной квартиры и автомобиля. Пришлось купить – вот и всплыли денежки, взяли голубчика.
О чем, собственно, и речь: любовь – дело непредсказуемое.
То есть речь на самом деле о другом.
Ладно.
Разберетесь.
Висельник
То, что я убью ее, – дело решенное.
Способов убийства при всем их кажущемся разнообразии – два.
Первый – когда убиваешь сам, второй – когда кто-то убивает по твоему заказу.
Я знаю тех, кому можно заказать убийство – и недорого. Да хоть бы и дорого, средствами я располагаю вполне. Но связываться с подрядчиком – значит, стать зависимым от него. Можно, конечно, заказать через посредника, если доверяешь ему. Но и тут будешь зависеть – уже от посредника, к тому же нет человека, которому я доверял бы хотя бы наполовину от требуемой, так сказать, критической массы доверия. Любой продаст.